Юлиан Семенов - Горение (полностью)

- Ну, а как анархисты?

- Это к а ш а, Петр Аркадьевич... Они ходят подо мною... Там чуть не каждый десятый заагентурен... Нет, это нельзя назвать силой, - размазня, хоть кричат громче других... И специалистов у них нет, и дисциплину отвергают, а террор без железной дисциплины не поставишь... Там легко: стоит только агентуре шепнуть, чтоб начали бучу против руководителя акта, - они вой поднимут, извозят в грязи, ногами затопчут, все грехи - те, что были и каких не было, - вставят в строку... Другое дело - социал-демократы...

- Государь считает их говорунами...

- Эсеры, как ни странно, отзываются о них так же...

Столыпин усмехнулся:

- Любопытное совпадение взглядов... На современном этапе вы считаете именно их единственно действенной силой?

- Там сейчас тоже раскол... Ликвидаторы, отзовисты, богоискатели... Если победит концепция Ульянова - тогда грядут трудные времена... Если же возобладает точка зрения Плеханова, можно ждать постепенного сближения социал-демократии с трудовиками и левыми кадетами, это не страшно, все в рамках закона, так сказать, оппозиция его величества...

Столыпин горестно заметил:

- Беда в том, Александр Васильевич, что государь и такой, вполне ему послушной, оппозиции не хочет. Он желает, чтобы в империи царствовало абсолютное единомыслие по всем вопросам...

Когда Столыпин вошел в кабинет царя, мягко притворив за собою дверь, генерал Дедюлин, взяв Герасимова под руку, повел в парк; ясно, для важного разговора; самые сложные беседы Дедюлин отчего-то вел на прогулке, будто опасаясь, что во дворце кто-то мог его подслушать; боже ты мой, даже дворцовый комендант чего-то боится; ему-то чего?! Кого?! Ведь самый близкий к царю человек, нет никого ближе!

- Александр Васильевич, вопрос, который мне хочется с вами обсудить, начал Дедюлин, - носит деликатный характер. Я прошу вас клятвенно мне пообещать, что все это останется между нами в глубочайшей, совершенной и никому, подчеркиваю - никому не разглашаемой тайне.

- Обещаю и клянусь. Готов подняться к вам и забожиться на икону.

- Мне достаточно вашего слова... Начну с вопроса: среди эсеров-бомбистов имя Григория Распутина вам не попадалось?

- Видимо, вы дезинформированы... Мы казнили не Распутина, а Распутину... Старую террористку... Ее повесили в прошлом году...

- Господи, свят, свят! А она не из Сибири?

- Совершенно верно... Именно оттуда она совершила свой первый побег... Да я ж вам про нее рассказывал! Помните, мы ее во храме Казанской божьей матери обнаружили?! Во время молитвы?! Там и слежку за нею поставили...

- По батюшке она не Ефимовна, случаем? Откуда родом?

- Из Петербурга. Потомственная дворянка, помещица...

- Так вы ж сказали, что она из Сибири?

- Она бежала оттуда, в каторге была.

- Вы бы не могли выяснить, не являлась ли указанная вами Распутина в каком-либо, хоть и самом дальнем, родстве с неким "старцем" Распутиным, Григорием Ефимовичем? Хотя по паспорту он крестьянин, а никак не дворянин, и не стар, нет еще сорока, но меня одолело сомнение: а вдруг этот самый Гришка бомбист какой?! Особо законспирированный?!

- Почему вы заинтересовались им? - удивился Герасимов. - Где он появился? Когда? По какому поводу?

Дедюлин чуть не крякнул, огляделся по сторонам, приблизился к Герасимову еще теснее и тихо, одними губами (они у него были какие-то шлепающие, постоянно пересохшие, оттого что баловался государевой мадеркой - с обеда и до позднего вечера) произнес:

- Несколько дней назад Анька пригласила ее величество к себе домой, а там сидел этот проходимец...

- Какая "Анька"? - спросил Герасимов; эта манера постоянно что-то недоговаривать, намекать, таить вконец его измотала, особенно за последние месяцы. - Простите, мне такая кличка неизвестна...

- Ну конечно, что ж это я, понятно, неизвестна, - мелко рассмеялся Дедюлин, - только это не кличка, это Анна Танеева, фрейлина государыни... Мужик этот, Распутин, сказывают, лечит болезни и предсказывает будущее; морда воровская, волосы мазаны салом, расчесан на прямой пробор, чисто конюх, право, ходит в смазных сапогах и поддевке... Я на него глянул и ужаснулся: чистый вор, беглый каторжник, душегуб... Попытались мы со Спиридовичем навести об нем справки, - глухо... Вы нам самый близкий человек в столице, заслуги ваши в борьбе с бомбистами отмечены его величеством, помогите, Александр Васильевич! На вас вся надежда...

- Почту за честь... Сколько помню, у меня по эсерам Распутин Григорий Ефимович не проходил... Хотя вполне может быть, что он связан с местными организациями... Я сделаю запрос в Сибирь сегодня же...