Юлиан Семенов - Горение (полностью)

- Господа, - сказал Милюков, горделиво откинув голову, - я принимаю вызов Александра Ивановича. Извольте назвать адрес, куда я смогу прислать моих секундантов.

...Вечером отставной ротмистр Александр Колюбакин и бывший депутат Первой думы Свечин явились на квартиру Родзянко для выработки условий дуэли. Родзянко спросил, не намерен ли Павел Николаевич отказаться от поединка. Колюбакин пожал плечами:

- Не считайте лидера конституционалистов России человеком робкого десятка, милостивый государь! Наша партия живет в условиях постоянной полицейской слежки, наших цекистов, вроде Герценштейна и Иоллоса, убивают черносотенцы, нанятые охранкой, но тем не менее мы не прекращаем борьбы за неукоснительное следование империи по пути октябрьского манифеста, который неминуемо завершится конституцией...

Секундант Звягинцев пожевал губами:

- Господа, мы не на митинге, давайте перейдем к выработке условий дуэли.

- Мы к вашим услугам, - ответил Свечин. - Только впредь то, что неминуемо должно произойти, следует называть не дуэлью, а расстрелом Милюкова, ибо он не умеет ни фехтовать, ни стрелять.

Родзянко пророкотал:

- Так поэтому я и предлагаю Павлу Николаевичу отказаться от поединка!

Колюбакин нервно засмеялся:

- И назавтра лидер нашей партии будет ошельмован послушной вам прессой как трус?! Павел Николаевич совершенно определенно заявил, что он на дуэль согласен. Вся ответственность за последствия падет на господина Гучкова и на партию, которую он имеет честь возглавлять!

- А при чем здесь партия? - резко подался вперед нервный, худой Звягинцев, похожий чем-то на Дон Кихота. - Речь идет о поединке между мужчинами, а не политиками...

- Милостивый государь, - понимающе вздохнул второй милюковский секундант, Свечин, - мне кажется, что собеседование приобретает характер политической перебранки. Мы приехали к вам с единственной целью: выработать условия дуэли. Михаил Владимирович задал вопрос, не намерен ли Милюков отказаться. Вы понимаете, что это невозможно, положение, так сказать, обязывает. Перефразируя древних, к спасительной мудрости которых вчера припадал Пал Николаевич, мы уполномочены заявить: "Стрелять - обязательно, жить - не обязательно". Итак, какое оружие, калибр, расстояние?

- Ах, ну зачем же вы сразу сжигаете мосты? - Родзянко всплеснул руками. В конце концов, Гучков не жаждет крови. Предложенная им формулировка об оскорблении, которое может быть смыто единственно кровью, носит формальный характер! Так принято при вызове на поединок, неужели не понятно?!

- Но ведь факт вызова Александром Ивановичем на дуэль Павла Николаевича сделался известным в думских кругах, - возразил Свечин, - значит, включится пресса. Лидер партии никогда не был трусом, он готов постоять за честь не столько свою, сколько нашей "Народной свободы"...

- Пусть себе стоит за честь, - рассердился Звягинцев, - но при этом выбирает должные выражения!

- Этот совет оборотите к себе, - сказал Свечин. - Тон нашего собеседования обязан быть уважительным, милостивый государь!

- Господа, - горестно вздохнул Родзянко, - в конце-то концов, не мы с вами стреляемся! Стоит ли попусту пикироваться?! Давайте-ка к столу, это не противоречит дуэльному кодексу, подали отварную осетринку под хреном и телячьи ножки, там и продолжим разговор, а?

Колюбакин и Свечин переглянулись; Колюбакин как-то ужимисто поднял квадратное левое плечо к уху, что свидетельствовало о крайней растерянности:

- Я не убежден, что это допустимо, Михаил Владимирович. Именно с точки зрения дуэльного кодекса!

- Ах, Александр Михайлыч, Александр Михайлыч, - рокочуще ответил Родзянко, - не мясники же здесь собрались, но люди, которые попали словно кур во щи! Надо искать компромисс, господа! Компромисс необходим!

- Вы убеждены, что условия компромисса - если мы его достигнем - устроят господина Гучкова? - поинтересовался Свечин.

- Это уже предоставьте мне, - облегченно вздохнув, ответил Родзянко.

Звягинцев отрицательно покачал головою:

- Я бы так категорично не говорил, Михаил Владимирович. Вы прекрасно знаете нашего друга...

- Ну, это уж мне предоставьте, - повторил Родзянко с некоторым раздражением. - Прошу к столу, господа. Не обессудьте, чем богаты, тем и рады.

Он пропустил милюковских секундантов первыми; огромная зала была освещена тремя низкими хрустальными люстрами; хрусталь огромный, в куриное яйцо; высверк от лампочек синеватый, переливный, иногда м а з а н е т кроваво-бордовым, феерия какая-то; на огромном краснодеревом столе, покрытом хрусткой скатертью, стояло серебряное блюдо, на котором лежал полметровый осетр; в двух серебряных вазах высились горки серой - такая свежая - икры; тарелки тоже серебряные, как и приборы; бутылок не было, только холодная вода, хотя и рюмочки под водку стояли возле каждого прибора, и тяжелые высокие бокалы под белое вино.