Юлиан Семенов - Горение (полностью)

Просчитал руки: большинство за Даном.

- Предложение Дана принято.

Мартын Лядов поднял руку.

- Слово Лядову.

- Вношу проект резолюции: "Обязать комиссию, образованную по предложению товарища Дана, рассмотреть все технические вопросы об объединении с национальными партиями в три дня".

"Ай да Лядов! - обрадовался Ленин. - Быстро сориентировался. Не пройдет только его предложение, слишком определенно ставит точки над "i". Все понятно: коли принять - через три дня произойдет объединение. А за три дня мы только-только обсудим аграрный вопрос. А впереди еще отношение к Думе и к вооруженному восстанию. Если мы объединимся, меньшевикам придется туго по этим вопросам, свои резолюции не протащат. Нет, Лядова не пропустят: он слишком резко снял салфетку с блюда, теперь даже непонятливые всё поймут".

- Большинством голосов предложение Лядова отвергается, - объявил Ленин, не отводя глаз от Плеханова.

Поднялся Крохмаль:

- Прошу слова.

Дан бросил реплику:

- Мы ведь прекратили прения! Большинство высказалось за то, чтобы подвести черту!

- Мое выступление не носит характера прений, Федор, - откликнулся Крохмаль.

Ленин вопросительно оглядел зал. Раздались голоса: "Просим!"

- Товарищи, - сказал Крохмаль, выйдя к трибуне, - сейчас в Стокгольме находятся три русских социал-демократа, которые ныне живут в Северо-Американских Соединенных Штатах. Я предложил бы пригласить их в качестве наших гостей... Поскольку мы их не знаем, думаю, пригласим их без права голоса.

Проголосовали "за".

Бруклинские и Есин, агент полковника Глазова, получили, таким образом, право посещать все собрания съезда. 38

Трепов наконец выстроил точный план. Он ототрет всех, пора выходить в первые. А в России первый - военный диктатор. Он, а не Витте смог задушить революционные выступления в Петербурге после Красного воскресенья; не Витте отдал первый приказ, чтоб патронов не жалеть, - он, Трепов, кто б еще на такое решился?! Он повелел вывести войска на улицы, он разогнал толпу, он виселицей не брезговал, граф Сергей Юльевич на готовенькое пришел, о ф о р м и т ь оставалось, дурак не оформит, тем более не столица, в провинции прижать куда как легче - темень.

Решил пойти путем, опробованным на Витте, - организовал через с в о и х губернаторов письма в три адреса: себе, Горемыкину и Столыпину. Письма тревожные - о том, что волна революции растет, мужик подымается, помещичьи имения палит, хлеб берет самочинно.

Те письма, которые адресованы были на его имя, подбирал в папочку, государю не докладывал, ждал, как себя поведут Горемыкин и Петр Аркадьевич, со Столыпиным сразу же после неожиданного для того назначения засосно облобызался, навязал дружбу, звонил к супруге, справлялся о здоровье "драгоценного".

Отметил - и Горемыкин и Столыпин зачастили на высочайшие доклады с пухлыми папками, волокли е г о письма государю, испугались, особенно Горемыкин, ему б спать да спать, - он после обеда три часа привык дрыхнуть, чисто испанец, - а тут поворачиваться надобно, не до сна!

Дмитрий Федорович по-прежнему стоял в тени, ни во что не вмешивался, выжидал, как п о й д е т, был убежден, что Столыпин по неопытности своей только полгода, как в Петербурге живет, - наломает дров; этикету надо всю жизнь учиться, а только перед смертью поймешь, что не выучился, потому как не в нем дело, не в этикете этом самом, а в умении к о л ы х а т ь с я.

Столыпина, как и Витте, встречал у подъезда, держал под локоток, в о р к о в а л, заверял в любви, подталкивал проявить себя, намекал, что государь ждет поступка, и не чьего-нибудь, а именно его, столыпинского. Петр Аркадьевич благодарил за дружбу, просил не оставлять советом: "Ваше мнение для меня весьма ценно, Дмитрий Федорович, ваш опыт поможет мне избегнуть ошибок".

Однако когда Горемыкин, именно Горемыкин, а не Столыпин, оставшийся в тени, громыхнул заявление против только что выбранной Думы, когда сказал депутатам - кадетским в основном, - что никому не позволит вмешиваться в решение аграрного вопроса, который был, есть и будет царской прерогативой, Трепов понял, что молчаливый Столыпин ведет свою линию, особую: явно метит на премьерское кресло.

Иван Мануйлов-Манусевич, единственный с в о й, оставшийся в министерстве внутренних дел, принес новости: во-первых, над ним, Иваном, собираются тучи, намерены гнать и порочить; во-вторых, тучи эти надувает "татарский черт Столыпин"; в-третьих, Петр Аркадьевич все свои п о в о р о т ы обсуждает с Гучковым и Шиповым, а те завтракают с "хитрованом Веженским, который не иначе как масон, польских социал-демократов перед судом в Варшаве защищал, с ихним главным бесом Дзержинским ручкался - к кому угодно влезет".