- Плебс... А народ?
- Что может сделать народ без армии?
- Из кого состоит армия?
Генерал улыбнулся.
- Здесь уже начинается марксизм, Хулиан, здесь начинается испанское табу...
* * *
...Карлос посадил меня в свой громадный бело-серебристый "додж" и повез на окраину Мадрида.
- Мы поедем в "Каса Гальега" - в "Дом Галисии". Самые лучшие люди в Испании - галисийцы. (Я сразу вспомнил Педро Буэна, который утверждал, что лучшие люди Испании - андалузцы.) Я говорю это не потому, что сам галисиец, и уж, естественно, не потому, что Франко мой земляк, просто труд крестьянина на севере особенно тяжек и горек. Сейчас мы с тобой поедим настоящей галисийской еды, а потом я расскажу, что мне удалось выяснить по интересующему тебя вопросу...
Он подозвал официанта, заказал "марискос" - креветки, лангусты и крабы - и попросил принести "кальдо гальега" - настоящего галисийского супа.
- Попробуем "саль пикон де марискос". Это типичное галисийское, - пояснил Карлос, - переводится на английский как "брызги понемножку". Это ассорти из разного рода рыб, креветок, лангустов. И закончим "альмехос а ла маринера" ракушками по-матросски.
Когда официант отошел, Карлос оглянулся, хмыкнул ("Мы хорошо разыграли завзятых гастрономов") и показал глазами на шоссе.
- Между прочим, именно здесь, в Хараме, - сказал он, - возле дороги Ла-Корунья, был фронт. Именно здесь было сделано известное всему миру фото, которое висит у тебя дома: Эрнест Хемингуэй, Роман Кармен и Йорис Ивенс. Меня на этом фото нет, но я был рядом.
Он закурил и откинулся на спинку стула.
- Итак, по поводу нацистов в Испании... Через несколько дней я сведу тебя с одним немцем. Сейчас это добродушный старикашка. Во время войны он был оберштурмбанфюрером СС. Он работает в книжном магазине, я покупаю у него английскую литературу. Так вот - у него есть связи со Скорцени. Не с самим, конечно, но с людьми из окружения. Больше я пока ничего сделать не смог: они живут по законам кодла - глухо...
Вечером меня пригласил на выставку своих полотен художник Альваро Дельгадо. В подвале, без естественного освещения, в одном из залов бара "Ришелье", висят великолепные портреты Барроха, Гарсиа Лорки, моего доброго знакомого - профессора Гонсалеса Роблеса, Пэдро Буэна...
- Как вы могли написать Барроху и Лорку? - удивился я. - Вы ведь молоды, они не могли вам позировать...
Альваро усмехнулся:
- А вы думаете, Гонсалеса Роблеса я писал с натуры? Я вообще считаю, что с натуры писать нельзя. Я пишу с фотографий, только с фотографий. С моей точки зрения именно фотография позволяет понять "истинность" человека.
(Когда я сейчас смотрю на свою старшую дочь Дунечку, поступившую в Художественное училище, и наблюдаю ее работу с "натурой", и чувствую, как она злится, когда "натура" - младшая сестра Оля - шевелится во время сеанса, я понимаю, что писать с фотографии невозможно, ибо фиксация человеческого "мгновения" передает лишь внешнее, моментальное, случайное. Проникнуть в существо натуры можно, лишь наблюдая ее, пристально изучая, открывая для себя неожиданное. Не зря интересный латышский писатель Александр Бэлл назвал свою повесть о скульпторе "Следователь". Фотография - это вещественное доказательство, а не исследование. Однако, видимо, нет абсолютных канонов в живописи. Такие не понятые еще людьми категории, как "угадывание", "предчувствие", "провидение", преподносят сюрпризы: я вспомнил Альваро Дельгадо, когда встретился с профессором Гонсалесом Роблесом. Меня потрясло, как точно Альваро угадал Роблеса по фотографии: юмор, сила, сдержанность, благородство. И дело здесь было отнюдь не во внешнем сходстве. По-моему, дискуссия о том, что абсолютное сходство суть абсолютное искусство, давно снята с повестки дня. Сходство - это еще далеко не искусство.
"Как похоже!" - по-моему, оскорбление для художника).
Мой приятель, английский журналист, привез меня на центральную улицу Гран-Виа. Полчаса мы кружили по маленьким переулочкам (здесь, как и в Париже, невозможно найти место для машины), пока наконец не заехали в подземный гараж; поднялись на улицу.
- Куда ты меня ведешь, Чарли? - спросил я.
С тех пор как мы встретились, он не сказал ни слова, только показывал рукой, что я должен идти за ним следом.
Он перешел на противоположную сторону улицы Гран-Виа и, прищурившись, словно живописец, долго рассматривал огромное здание универмага.
- Запомни это здание как следует, - сказал он наконец.
Здание как здание, шумный универмаг.
Читать дальше