Адам Водницкий - Главы из книг «Заметки из Прованса» и «Зарисовки из страны Ок»

О Провансе сказано и написано много, Провансу не требуются повествователи, краснобаи, льстецы. Он ни в ком не нуждается. Замкнутый, будто в прозрачном пузыре, в своей неповторимости, он самодостаточен. Провансу снится собственный сон, и он не хочет, чтобы ему мешали. <���…>

Я писал эти книги, чтобы оплатить долг благодарности земле, которая меня приняла, подарила ощущение общности, минуты безудержного восхищения и радости. Но может ли такой долг быть полностью оплачен? На свете нет столько золота, чтобы заплатить за розовый проблеск зари над чешуею крыш в предрассветный час, за цикады в городских садах в полдень, за обвитые черным плющом деревья на Алискампе в сумерках; нет такого серебра, чтобы заплатить торговцам на базаре за архаичную мелодию языка, позаимствованную из cansos [1] Canso — песня (окс.), канцона, лирическая форма средневековой поэзии провансальских трубадуров. (Здесь и далее, кроме специально оговоренного случая, — прим. перев.) трубадуров XII века Бернарта де Вентадорна и Пейре Видаля, за звуки galoubets [2] Galoubet — свирель (франц.). , подобные звукам свирели Пана, за звон колоколов собора Святого Трофима в пасхальное воскресенье. За мной еще столько долгов благодарности, столько невысказанных чувств…

Сопутствующая этим запискам ностальгия, меланхолия, задумчивость — обычное душевное состояние, когда путешествие подходит к концу, когда уже позади прозрения, переживания, места, застрявшие в памяти как заклятья: Арль, Сен-Жиль, Монмажур, Вальсент, Воклюз…

Что ж, таков порядок вещей, stat sua cuique dies [3] Каждому назначен свой день (лат.). …

Выходишь с вокзала, и сразу на тебя обрушивается ослепительный зной. Белая улочка и платаны под раскаленной синевой неба. Слева какая-то ограда, несколько прилепившихся один к другому невзрачных домов-коробочек, справа — пустая площадь, кое-где груды каменных обломков. Чуть подальше — цыганские фургоны, разноцветное белье на веревках, полуголые дети в майках не по росту. Еще дальше — набережная Роны. Реки не видно, но ее присутствие чувствуешь: огромная, дышит, как усыпленный зверь. Патетические пилоны моста, разбомбленного 15 августа 1944 года «либерейторами» союзников; два каменных льва (лапа на геральдическом щите) над зеленовато-бурыми водоворотами. Свидетельство одной из тех бессмысленных бомбардировок, когда судьба войны уже предрешена, а жажду разрушения еще не утолили.

Это здесь, утром 20 февраля, сошел с поезда Винсент Ван Гог, обросший щетиной, грязный, волосы слиплись от холодного пота после бессонной ночи в пути. Накануне вечером брат проводил его на Лионский вокзал в Париже, где он сел в поезд, веря, что убегает от неприкаянности, бесплодности и холода.

Железнодорожная станция в Арле, расположенная в километре от центра города, представляла собой беспорядочное скопление складов, мастерских, вокзальных помещений: пустой зал ожидания, телеграф, билетная касса. В глубине, на боковой ветке, ожидали погрузки товарные вагоны, все в потеках воды и ржавчины, с полустершимися названиями станций назначения. Вокруг островки грязного снега; пронизывающий до костей, ледяной северный ветер мистраль при безоблачном небе клонит к земле деревья, срывает с крыш черепицу. Той зимой с ним совсем уж не было сладу; прилетая с верховьев Роны, он безжалостно обрушивался на излучину реки, свистел в щелях неплотно закрытых ворот и рассохшихся оконных рам. Зима 1888 года, долгая и сырая, тянулась бесконечно. От солнечного, лучезарного летом Прованса веяло подвальным холодом.

Короткая улочка с тротуарами, вымощенными неровными плитами, заканчивается стандартным круговым перекрестком XIX века на фоне железнодорожного виадука. Чисто, зелено, безлико. Высокие платаны по правой стороне испестрили пятнами густой фиолетовой тени старую выщербленную брусчатку. От бывшей площади Ламартина осталось только название. На краю площади стоял Желтый дом, известный по картине Ван Гога, нескольким выцветшим фотографиям и акварели Поля Синьяка 1933 года. На одной из сохранившихся фотографий через распахнутую настежь дверь виден изнутри бар: оцинкованная стойка, посыпанный опилками пол, фрагмент рекламного плаката «Suze, apéritif à la gentiane» [4] «Сюз — аперитив на основе горечавки» (франц.) — горький французский ликер на основе настойки из корней горечавки; один из самых старых французских аперитивов и соперник абсента. и какая-то темная, к нам спиной, фигура в круглой шляпе. В правом крыле этого дома Винсент за 15 франков в месяц снимал четыре комнатушки. Дом, как и соседние строения, был разбомблен. Развалины убрали, площадь расчистили, земельный участок поделили между собой наследники; никому и в голову не пришло восстановить дом в первоначальном виде.