Юлиан Семенов - Отметить день белым камешком

- Книгоиздательство, - говорил он, - это азартная игра. Я не связан непосредственно ни с читателем, ни с писателем, ни с книготорговлей. Все решает посредник. Он в первую очередь формирует читательское общественное мнение. Я, издатель, фактически не имею никакой гарантии, я не знаю, пройдет книга на рынке или нет.

Хироси Хаякава окончил аспирантуру Колумбийского университета, великолепно знает социологию, историю.

- Для того чтобы как-то подстраховать себя, - продолжает он, - приходится выпускать серию Джеймса Бонда. Я понимаю, что это дурная литература, пошлятина, но что делать? Бонд - надежная страховка. Я жалею молодых писателей. Они сердитые, им тяжело. Если ко мне придет гений, но гений непризнанный, у которого нет паблисити, он и уйдет непризнанным гением, я его не издам, я не могу рисковать. Если только приходит посредник и я знаю, что это серьезный человек, и что у него отлажены контакты с книгопродавцами, и что он имеет свои ходы в журналы и в газеты, только тогда я иду на риск, потому что значительную долю ответственности за неуспех он принимает на себя.

Говорит он об этом сухо, деловито, а в глазах затаенная боль.

- Где же выход? - спрашиваете вы. А выхода нет. Невозможно поломать сложившуюся систему отношений: писатель - посредник - издатель - продавец, Кроме писателя, все заинтересованы в сохранении этой системы. Я понимаю, что это ужасно, что это мешает появлению новых имен в литературе. Я пытаюсь себя успокаивать лишь одним: истинный талант - одержим, он должен пробить стену, если ему есть что сказать людям.

Потом Хаякава спросил меня о том, что является главной проблемой для советской литературы сегодня.

Я рассказал ему, как два года назад друзья познакомили меня с новыми, несколько, на первый взгляд, неожиданными опытами молодого профессора математики. Ученый этот, занимаясь созданием нового типа электронно-вычислительных машин, отрабатывал систему, выверяя ее истинность на литературе, памятуя, видимо, восточную мудрость: "Цирюльник учится на голове сироты". Ученый "заложил" в электронно-вычислительную машину несколько произведений. ЭВМ было предложено определить ценность выбранной для эксперимента литературы с точки зрения сугубо математической - каково содержание информации в каждой строке, странице, главе.

Высший балл за талантливость получил Пушкин. В одной его строке из "Каменного гостя", по данным нашего математика, заложено 100 процентов информации. В этой строке, как, впрочем, и во всех остальных строках Пушкина, нет ни одного пустого слова.

Увы, просчитанный на электронно-вычислительной машине вместе с Пушкиным один наш литератор получил нулевой балл, ибо в лучших его строчках было заложено не более трех процентов информации.

В условиях сегодняшнего момента принцип качества информации, заложенной в литературе, перестает быть вопросом тех или иных вкусовых привязанностей, но становится предметом политики, поскольку литература должна "чувственно" угадывать те глубинные процессы, которые происходят (или начинают происходить) в обществе, в мире. При этом, я думаю, нет нужды объяснять, что термин "объем информации" подразумевает не количество действующих лиц и перечисление географических названий: "информация" литературы - это эмоциональный сгусток новых знаний, идей, гипотез, пропущенных сквозь жизнь героев...

Видимо, одна из главных проблем, которая должна быть изучена нами безотлагательно, - это проблема взаимосвязанности научно-технической революции, педагогики и литературы. Всем известно, что теперь в школе алгебру изучают с первого класса. Наше поколение сорокалетних изучало ее в седьмом. Всем известно, что во многих языковых школах дети уже в пятом и шестом классах изучают физику и химию на английском, немецком, испанском и французском языках. Когда я знакомился в школах с методикой преподавания, меня восхищала революционная смелость в подаче десятилетним гражданам Страны Советов новейших достижений науки и техники. В то же время методика преподавания литературы, истории, эстетики осталась - увы - такой же, какой была десять, двадцать лет назад. Мы не можем позволить, чтобы к литературе десятилетний гражданин, знающий, как включать ТВ, относился как к предмету, который надо сдать в конце года, или, что еще хуже, как к некоему сладкому придатку великого машинного периода нашего развития, когда человек берет книгу, для того чтобы отдохнуть, забыться и поскорее уснуть после дня трудов праведных. Для того чтобы лучше понять предмет, следует обратить более пристальное внимание на крайности. Помочь в изучении крайностей нам должны социологи равно в такой мере, в какой и мы должны помочь им. К сожалению, лишь "Комсомольская правда" проводит опросы общественного мнения, причем газета эта интересуется кругом проблем, которые затрагивают отнюдь не только одну литературу. Было бы, вероятно, целесообразно провести несколько социологических исследований по поводу того, что сейчас читают, к чему сейчас рвутся в библиотеках и, наконец, что читатель перестает принимать. Среди великолепных завоеваний, которыми по праву можем гордиться мы, люди Советского Союза, есть главное: ни в одной стране мира нет такого читателя, какого имеем мы, - доброго, беспощадно требовательного и высокоподготовленного. По данным Центрального статистического управления, более 50 процентов населения Советского Союза, то есть более 130 миллионов человек, рождены в 1945 году и позже. Это люди, не знавшие войны, это люди, обязанные (по Конституции) окончить десять классов, получив там знания, к уровню которых мы подбирались на третьих и четвертых курсах институтов еще десять - двадцать лет назад.