Юлиан Семенов - Отметить день белым камешком

Он погиб в день своего самого любимого праздника - в день революции Ленина.

- Где он похоронен? - спросила Исии-сан тюремного офицера.

- Это должно знать кладбище.

Она пошла к адвокату Асанума. Он взял ее дело и начал работу, но прошел год, и никто не хотел помочь ни ему, ни ей.

- Нами управляют американцы, - сказали ей в тюрьме, - мы за них не отвечаем, но они отвечают за нас...

Женщину в очках, в черном платье знали на кладбище. Однажды к ней позвонили оттуда:

- Недавно у нас было общее перехоронение. Мы хоронили тех, за кем так и не пришел никто из родных. Мы оставили одного иностранца. Можете его взять, если убедитесь, что это ваш Зорге.

- Почему вы думаете, что он был иностранцем?

- Судя по гробу, он был очень высоким...

- Я возьму, - сказала Исии-сан. - Я сейчас приеду...

- Погодите. У вас есть могила для него?

- Нет.

- Мы не можем в таком случае отдать его вам. Нужна могила.

Она купила могилу. Она отдала все свои деньги; это очень дорого было в Японии - купить могилу. Когда все документы были оформлены, Исии-сан поехала на кладбище. Пока она сидела в кабинете управляющего, раздался звонок из тюрьмы: ей запрещали взять останки Зорге. Кладбищенский управляющий окаменел лицом. Он был честным человеком, и во время войны по ночам к нему привозили многих из тюрем...

- Он мертв, этот Зорге, - сказал он тюремщикам. - Что изменится в этом мире, если я отдам женщине останки человека, казненного вами?

Он не послушался тюремного запрета, и женщина, адвокат и трое рабочих пошли на кладбище. Могилу раскопали быстро. Она сразу узнала его малиновые ботинки.

Рядом с его вставными зубами лежали очки в красной целлулоидной оправе. В одном из журналов Исии прочитала, что на суде он был в очках из красного целлулоида. Сошелся и перелом кости ноги. Это были останки Рихарда Зорге.

- В крематории я ждала час. Мне вынесли урну. Я написала на урне: "Рихард Зорге, пятьдесят лет". Ему тогда было сорок девять лет один месяц и три дня, но по нашим обычаям считается, что если хоть один день перевалил за твой год, ты уже принадлежишь к следующему году. Я хранила урну с его прахом у себя дома целый год. Он был со мной, а теперь он принадлежит всем честным людям Японии...

Исии-сан осторожно притронулась к бюсту Зорге и поправилась:

- Не он... Память о нем... О человеке, который воевал не против Японии, а против фашизма и который победил.

В ее лице улыбается все - и ломкая линия рта, и точеный нос, и лоб, и брови, - все, кроме глаз. Иногда она выходит из маленькой комнаты, и когда возвращается, заметно, что глаза ее чуть припухли и покраснели. Я смотрю на эту женщину с нежностью: она отплатила Зорге верностью и памятью - высшим проявлением человеческой любви. Она нашла останки человека, который принадлежит всем тем, кому ненавистны фашизм и война. Спасибо за это Исии-сан - верной и скромной, посвятившей жизнь свою служению памяти одного из самых человечных людей нашего грозного и прекрасного времени.

Весь день провел у господина Такаси - руководителя международного отдела крупнейшей частной телевизионной компании "Ти-Би-Эс". Беседовал с политическим комментатором г-ном Сонода. Он ехал в Токийский университет вести прямой репортаж: там идет забастовка левых студентов. Пригласил поехать вместе с ним. Руководитель "Ти-Би-Эс" сказал мне, что Сонода великолепно говорит по-английски: "У вас не будет проблемы с переводчиком".

Действительно, первые слова г-н Сонода произнес на хорошем американском "слэнте". Однако потом я понял, что, кроме нескольких обязательных фраз, он ничего не знает, и объясняться нам пришлось на пальцах. Тем не менее поездка была интересной. Около университета собрались демонстранты, человек двести. Пока мы стояли около телевизионных камер, толпа студентов возросла до пятисот.

Эту, как и остальные молодежные ультралевые демонстрации, отличает крайний истеризм. Маленький паренек в красной каске выкрикивает лозунги громким, тоненьким, пронзительным голоском. Остальные сидят на асфальте, подложив под себя листочки бумажки, и внимательно слушают лидера. Из здания, где сейчас находится штаб бастующих студентов, то и дело выходят ребята и девушки, раздают присутствующим листовки - своеобразные дацзыбао; их немедленно расклеивают на стенах домов. Эти дацзыбао отличаются от китайских тем, что в Китае нет ротаторов и писать приходится от руки.

Ребята готовятся идти к министру образования со своими требованиями, в главном - разумными. Если бы не крикуны, спекулирующие на студенческой проблеме, то наверняка большинство здравомыслящих японцев, озабоченных будущим страны, стало бы на сторону молодежи. Однако маоисты, прилепившиеся к движению, толкают ребят к требованиям "немедленной социальной революции, немедленного уничтожения всей буржуазной культуры, немедленного изгнания всех старых профессоров".