Восемь часов в неделю в Японии падает на преподавание японского языка. После девятилетнего обязательного обучения дети должны знать 881 иероглиф. После окончания средней школы они должны знать 1850 иероглифов, а хороший японский словарь содержит 40 тысяч иероглифов.
На вступительном экзамене в университет Тодай контрольный вопрос по политическим и экономическим наукам гласил: "Объясните функцию центрального банка в 509 иероглифах". По истории экзаменующийся должен был ответить на вопрос: "Какой видный публицист, из какой газеты, поддержал русско-японский мирный договор и подвергся нападению толпы?"
Согласно результатам опроса, проведенного в семи школах, большинство учеников недовольны преподаванием. Семнадцатилетние усматривают в системе преподавания орудие, "вынуждающее нас одобрять существующее положение и изолирующее тех, кто критикует его". Ученики требуют, чтобы система преподавания учила самостоятельности и воспитывала способность делать открытия, но учителя цепляются за методы зубрежки. Старая гвардия не может перестроиться по-новому.
(Жалованье учителя в Японии невысокое. Следовательно, учителями становятся прежде всего те ученики, которые не смогли пробиться в инженерию или юриспруденцию.)
Выпускник высшего учебного заведения, как правило, выбирает не профессию, а фирму. Он заранее морально готов к переподготовке по специальности на предприятии, где он будет работать. Фирма не ценит специалистов с докторской степенью, так как они не получили подготовку, отвечающую ее требованиям. Существующая система требует таких работников, которые могут приспособиться. Подчинение требованиям фирмы становится условием для материального обеспечения.
Больше, чем в других индустриальных странах, японские студенты протестовали против воспитания их в качестве "слуг промышленности".
...Пришел Накамото-сан. Он переводил несколько моих повестей. Сейчас работает над "Бездной" Гинзбурга. Хорошо знал Романа Кима, внимательно следит за рассказами Нагибина, любит прозу Быкова, Симонова, Бондарева, Шукшина. Он редактор журнала "Изучение русского языка и советского театра" и преподаватель Института театрального искусства. Накамото пригласил меня в театр "Модерн арт" (по-японски это звучит: "Дзикан се гекидзе").
...Программа составлена любопытно. Сначала показали занятную инсценировку повести Спингла; инсценировщик - славный парень, актер и режиссер Дзюн Идзима; пьеса называется "Свинцовые отношения". Героиня - наивная девушка, старающаяся выполнить все желания людей. Около нее два человека: одному она хочет помочь скорее умереть, а второму - научиться писать хорошие стихи. Актрису зовут Сима Сумико, ее убивают в конце концов за доброту и наивность. Доброта и наш мир понятия несовместимые, таков главный смысл пьесы. Актеры, играющие вместе с ней, - Мидзута Син и Хигаса Дзюн.
У входа в театр - ни афиши, ни реклам. Театр относится к числу так называемых "подпольных". Несколько ступенек ведут в подвал. Кассы нет, билеты продает один из членов труппы. Ни гардероба, ни буфета. В зале пятьдесят мест. Сидело там человек шестьдесят, потому что десять молодых ребят купили билеты без места - это в два раза дешевле.
Крохотная сцена, - только японцы с их умением обживаться на микропространствах могут разыгрывать действие на такой площадке...
После того как кончилась пьеса, начался занятный антракт. Три актрисы спустились в зал. Одна из них стала говорить что-то нежное и напевное молодому пареньку, сидевшему во втором ряду. Потом она устроилась к парню на колени и стала подкрашивать ему брови, ресницы, губы. Две другие актрисы начали то же самое делать на своих лицах, подражая тому шутовскому рисунку, который возникал на лице парня.
Я спросил Накамото:
- Это что, "подсадной"? Один из труппы?
Накамото удивился:
- Нет, почему же? Актер - парий, но лишь до и после спектакля. В театре актер - самодержец, ему подчинены все в зале. Посмотрите, как реагирует публика.
Публика действительно реагировала громовым хохотом: лицо парня превратилось в свиную харю.
Конферансье предложил желающим сыграть в новую американскую игру: "Это очень развивает брюшной пресс... Сначала мы покажем вам это с моей девочкой". Вышла "девочка", молоденькая актриса в купальном костюме. В руках у нее длинная алюминиевая палка, сантиметров восемьдесят, а с двух концов укреплены пластмассовые растопыренные пальцы. Партнеры упирают себе в живот эти пластмассовые пальцы и начинают раскачивать палку, посредине которой вертится колокольчик. Хохот в зале неистовый: в этой игре совмещены и "сексуальные" и "музыкальные" моменты. На сцену вышло семь-восемь пар. (Смешно: колокольчики звенят, напоминая ямщицкий перезвон, знакомый нам теперь только по историческим фильмам...)
Читать дальше