Наполеон и Констан беседовали почти два часа, и писатель не устоял перед обаянием государя. Он полностью изменил свое мнение о личности своего вчерашнего гонителя и был потрясен его прямотой, силой его гения и готовностью принять любую критику. Наполеон был в духе, шел прямо к цели и не проявлял ни капли высокомерия. Это был разговор двух равных и доверявших друг другу людей, которые начали делать общее дело.
«Он не пытался обмануть меня ни относительно своих взглядов, ни относительно положения вещей, — вспоминал Констан. — Он не сделал и вида, будто уроки противников исправили его. Он вовсе не ставил себе в заслугу, будто хотел дать свободу по собственной склонности. Он холодно, с учетом своих интересов и с беспристрастностью, граничившей с безразличием, взвешивал, что было возможно, а что — предпочтительно» {190} 190 Там же. С. 310.
.
«Во мне есть народная жилка, — заявил Наполеон. — Я сам вышел из народа. Мой голос на него действует. Посмотрите на рекрутов: я не потакал им, я относился к ним сурово. Тем не менее они были со мной… Они видят во мне свою поддержку, свое спасение от знати… Мне стоит только сделать знак, точнее, отвести глаза, и дворяне будут истреблены во всех провинциях… Но я не хочу быть королем жакерии. Если есть возможность править с помощью конституции, в добрый час… Я хотел построить мировую империю, и, чтобы добиться этого, мне была необходима неограниченная власть. Для управления одной Францией, возможно, конституция лучше… Посмотрите, что вам кажется возможным. Дайте мне ваши идеи. Публичные прения, свободные выборы, ответственные министры — на все это я согласен… Нужна прежде всего свобода прессы, душить ее — бессмысленно. В этом я убежден… У меня теперь одна задача: возродить Францию и дать ей правление, которое ей подходит. У меня нет ненависти к свободе. Когда она мешала мне, я отодвинул ее со своего пути. Но я ее понимаю, я был вскормлен ее идеалами» {191} 191 Там же. С. 310—311.
.
Разговора о республике больше нет и быть не могло. Монарх вернулся на трон, и он думает о Франции, о себе и о сыне. Конституционная монархия с разделением властей, свободными выборами и свободной прессой — вот контуры будущего государства.
«Пятнадцатилетний труд разрушен, — продолжал Наполеон, — его нельзя начать вновь… Притом я хочу мира и добьюсь его только ценою своих побед. Я не хочу обольщать вас ложными надеждами. Я позволяю говорить, что идут переговоры: на самом деле их нет. Я предвижу тяжкую борьбу и долгую войну. Нация должна поддержать меня, чтобы я мог выдержать грядущие испытания. Но за это, я полагаю, она потребует свободы. Она ее получит… Я старею. В сорок пять лет человек не тот, что был в тридцать. Спокойствие конституционного короля мне приличествует. Еще более подойдет оно моему сыну» {192} 192 Там же. С. 311.
.
14 апреля Констан написал в дневнике: «Встреча с императором. Долгий разговор. Это удивительный человек. Завтра несу ему проект конституции» {193} 193 Важнер Ф. Госпожа Рекамье. Серия «ЖЗЛ». М.: Молодая гвардия, 2004. С. 215.
.
Был создан конституционный комитет, но фактически всю работу по подготовке нового акта проделал Констан. Он должен был торопиться — война приближалась.
Наполеон и Констан встречались и обсуждали проект либеральной империи. Франция должна была стать похожей на Англию. Советник предложил императору институт наследственного пэрства, но Наполеон возражал. Он говорил, что этот институт несовременен, пэрство «заденет гордость армии, обманет ожидания сторонников равенства, настроит против меня тысячи людей по личным соображениям» {194} 194 Вильпен Д. де. Сто дней, или Дух самопожертвования. М.: Издательский дом «Стратегия», 2003. С. 317.
. Однако в итоге создатель имперского дворянства согласился и на учреждение пэрства. Законодательная власть теперь будет принадлежать императору и двум палатам — палате пэров и палате представителей.
Наполеон хотел подчеркнуть, что новая конституция связана со старой конституцией империи. В 1804 году народ проголосовал за наследственное право на престол. Прошло одиннадцать лет. Преемственность учреждений и законов теперь утверждалась самим названием нового творения юридической мысли: «Дополнительный акт к конституциям империи».
Проект был опубликован 22 апреля и вызвал всеобщее возмущение. Император вернулся в Париж в атмосфере народного ликования лишь месяцем ранее, на смену восторгам пришло волнующее и тревожное ожидание, и теперь наступило горькое разочарование. Французы, на короткое время ощутившие себя гражданами и активными участниками исторических событий, вновь были сделаны подданными.
Читать дальше