И снова суд/казнь: на сей раз форт № 6 проводил в последний путь участников процесса о нападении 14 октября 1906 года на помощника казначея петербургской портовой таможни. Дело было громкое: на углу Фонарного переулка и Екатерининского канала экспроприаторы напали на казенную карету и похитили ценностей на сотни тысяч рублей. Следствие по тому делу оказалось стремительным: уже 16 октября перед военно-полевым судом предстали одиннадцать боевиков из группы эсеров-максималистов, и в тот же день восьмерым была определена высшая мера наказания.
Утром 18 октября все они были казнены: руководитель группы «товарищ Сергей», чья фамилия так и осталась неизвестной, бывший студент Василий Виноградов, кожевник Ицко Рабинович, Яков Смирнов, рабочий Иван Мишин, бывший матрос Никанор Толмачев, Степан Голубев, купеческий сын Василий Стребулаев. Из дневника неутомимой генеральши Богданович: «Лауниц сказал, что, когда везли преступников казнить, ехал с ними и священник. Было очень холодно, все мерзли. Священник при этом сказал: «Вам еще ничего, всем один конец, а мне возвращаться придется»».
Владимир Федорович фон дер Лауниц был тогда градоначальником Санкт-Петербурга; в декабре 1907 года его самого застрелит эсеровский боевик Евгений Кудрявцев.
По сообщению газеты «Биржевые ведомости», к месту экзекуции этих приговоренных доставили на минном катере; палача назначили из уголовников, и он «во все время своего путешествия из Петербурга в Кронштадт и во все время совершения казни был в больших синих очках; лицо его было окутано тряпками», дабы сохранить в секрете свою личность.
Первым был повешен Василий Виноградов. «Когда палач подошел к осужденному, то последний совершенно спокойно заметил: «Пройдет немного времени, и ты умрешь такою же смертью, какой теперь умираю я». Палач вспылил и ударил его три раза по лицу. Затем на осужденного был надет мешок, накинута петля, и через две-три секунды он уже качался в воздухе. Смерть последовала мгновенно». Меньше других повезло Рабиновичу: «Говорят, что палач умышленно накинул ему петлю так, чтобы он был задушен не сразу».
По завершении казни, резюмировала газета, «началась самая отвратительная сцена»: «Палач приступил к обдиранию казненных. Брал все, оставляя их в одном белье. Закоченевшие трупы он вытряхивал из платья, как из мешка. Затем, одевшись в платье казненного инженера, забрав все наиболее ценное, он остальное роздал присутствовавшим при казни солдатам. Из них только один отказался принять его подарок».
Из другого документа известно, что казненных в тот день было не восемь, а девять человек — к экспроприаторам прибавили еще некоего Василия Топорикова, приговоренного к смерти по другому делу. Раздетые тела повешенных были «погружены в воду».
Ту казнь на форте № 6 организовали фактически на скорую руку, но уже 19 октября помощник главнокомандующего Петербургским военным округом издал распоряжение, регламентирующее исполнение смертных приговоров, вынесенных военно-полевым судом. На форте № 6 велено было хранить разборный «эшафот для казни со всеми его приспособлениями», а также двадцать столбов «на случай казни через расстрел». Историк Михаил Николаевич Гернет, комментируя этот документ, утверждал, что «предшествующая история царизма не знала разборных виселиц», однако он ошибался: читатель помнит, наверное, что декабристы также окончили свои дни на подобном сооружении, привезенном к месту казни в разобранном виде.
Тот эшафот и эти столбы на форте № 6 без дела не стояли: военно-полевые суды продолжали работу по всей стране и в Петербурге тоже. Девятнадцатого октября к смерти за вооруженное нападение здесь приговорили крестьянина Юрия Францевича Роммеля, 11 ноября — мещанина Тимофея Стольфота, участника боевой дружины Нарвского района, хранившего у себя пять снаряженных бомб. Еще через пять дней — сразу троих, Андрея Семгина, Якова Долгих и Отто Корхонена, также по обвинению в хранении снаряженных бомб и намерении устроить террористические акты.
Все они были доставлены из Петербурга на форт № 6 и встретили там свой смертный час.
Впрочем, уже осенью 1906 года казни начали проводить и в другом месте, в знакомом всем современным петербуржцам Лисьем Носу. Сегодня это местность обжитая, а тогда была «совершенно пустынной и удаленной от жилья», а потому хорошо отвечала целям палаческого дела. Да и находилась поближе к городу, чем находящийся среди залива форт. Здесь, за военными пороховыми складами, на постоянно охраняемой территории, и стали устраивать экзекуции — настолько многочисленные, что после революции Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев предлагало даже переименовать поселок Лисий Нос в Мыс Казненных.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу