Дмитрий Шерих - Город у эшафота.За что и как казнили в Петербурге

По ступеням эшафота я взошел на него, остановился у самых перил и, обращаясь к войску и народу, начал читать: «По указу Его Императорского Величества». После этих слов забили барабаны, войско сделало на караул, все сняли шляпы. Когда барабаны затихли, я прочел приговор от слова до слова и затем опять возвратился на ту площадку, где стоял министр юстиции со свитою.

Мне говорили после, что, читая приговор, я был очень бледен; думаю, было от чего.

Когда я сошел с эшафота, на него взошел протоиерей Полисадов, духовник Каракозова. В облачении и с крестом в руках он подошел к осужденному, сказал ему последнее напутственное слово, дал поцеловать крест и удалился.

Палачи стали надевать на него саван, который совсем закрывал ему голову, но они не сумели этого сделать как следует, ибо не вложили рук его в рукава. Полицеймейстер, сидевший верхом на лошади возле эшафота, сказал об этом. Они опять сняли саван и опять надели так, чтобы руки можно было связать длинными рукавами назад. Это тоже, конечно, прибавило одну лишнюю горькую минуту осужденному, ибо когда снимали с него саван, не должна ли была мелькнуть в нем мысль о помиловании? И опять надевают саван, теперь в последний раз. Впрочем, он, по-видимому, потерял всякое сознание и допускал распоряжаться собою, как вещью. Палачи свели его с эшафота, подвели под виселицу, поставили на роковую скамейку, надели веревку…

Я отвернулся и простоял за министром юстиции боком к виселице все 20 или 22 минуты, в продолжение которых висел преступник. Я был в таком состоянии духа, что не могу сказать, били ли барабаны после того, как я прочел приговор, или нет. Мне кажется, нет: я ничего не слыхал; другие говорят: били. Извольте после этого писать историю по словам очевидцев. К счастью, они, однако ж, не всегда теряют и слух, и зрение. Я по крайней мере сознаюсь, когда не могу свидетельствовать что-нибудь наверно. Наконец, министр юстиции сказал мне: «Его положили в гроб».

Я обернулся к виселице и увидел у подножия ее простой гроб, который обертывали веревкою. Тут же стояла телега в одну лошадь. На телегу положили гроб, и правосудие человеческое кончилось.

С Смоленского поля я опять должен был заехать к министру юстиции, чтобы составить протокол об исполнении приговора Верховного Уголовного суда. Протокол этот приложен к делу суда.

Министр юстиции, пожимая мне руку сказал: «Трудная вам досталась роль».

«Я думаю, ваша тоже была нелегка»…»

Правитель канцелярии петербургского обер-полицеймейстера, чиновник особых поручений при министре внутренних дел, действительный статский советник. Был свидетелем казни Каракозова; воспоминания об этом дне были опубликованы в 1906 году в журнале «Исторический вестник».

«В день совершения казни над Каракозовым я также отправился на Смоленское поле, но уже по собственному желанию, а не по наряду начальства. Толпа народа собралась невообразимая, и я уже терял надежду пробраться к эшафоту, но меня выручил генерал, командовавший войсками, собранными вокруг эшафота.

— Александр Семенович! — окликнул он меня, с трудом и сам проезжая в коляске сквозь толпу. — Садитесь скорее!

Я сел; мы подъехали к каре, и я пешком уже дошел до эшафота. Эшафот состоял из деревянной площадки, обнесенной перилами и возвышающейся от земли не более одного аршина. На эшафоте стоял столб с блоком. В блок продета была тонкая веревка с петлей на лицевой стороне. Другой конец веревки был спущен чрез блок по ту сторону столба. Тут же стоял и палач, рыжий мужик в красной рубахе и плисовых штанах, без шапки. Подле эшафота переминался с ноги на ногу священник в епитрахили, с св. крестом в руке, и чиновник в вицмундире, читавший про себя какую-то бумагу (приговор суда, как оказалось впоследствии).

Я встал у перил эшафота, с лицевой его стороны, где были пристроены три или четыре ступеньки.

Священник подошел ко мне и робко заговорил:

— С кем имею честь говорить? — спросил он, кланяясь мне.

Я назвал себя.

— Вот, ваше превосходительство! — тихо продолжал священник. — Меня берет тяжкое сомнение, и я желал бы узнать от вас, как мне поступить. Каракозов — преступник, он руку свою поднял на помазанника Божия, но я его напутствовал и видел его непритворное раскаяние. По власти, мне данной, я отпустил ему его грехи: это было за час, за два только. Могу ли я теперь, на эшафоте, проститься с ним по-христиански или нет? Как на это посмотрит правительство?