Юрий Сенкевич - Их позвал горизонт

В проходе от ворот между амбарами посадить два куста сирени...

Ландрина, если издохнет, похоронить в саду возле больших берез за вторым прудком..."

Может быть, в этой педантичной предусмотрительности как раз и заключается секрет неизменного успеха экспедиций Пржевальского, секрет его гениальности как путешественника? Он умел предвидеть все, и за долгие годы путешествий в его экспедициях не погиб ни один человек, не было ни одного серьезного заболевания, травмы.

24 августа 1888 года, едва поезд отошел от московского перрона, Николай Михайлович записывает в дневнике: "Радость великая! Опять впереди свобода и дело по душе... Но для успеха его необходимо прежнее счастье, которое да не отвернется ныне от меня".

Все было как прежде. С ним ехали его верные помощники Всеволод Иванович Роборовский и Петр Кузьмич Козлов. Но прежнее счастье отвернулось от него. Не довелось ему увидеть ни кустов жасмина, ни сирени "в проходе от ворот". Кажется, и старый Ландрин пережил хозяина.

В районе Пишпека (ныне - Фрунзе) всю предшествующую зиму свирепствовал брюшной тиф. Видимо, Пржевальский заразился, напившись сырой воды во время охоты в плавнях.

Козлов писал: "Мы долгое время не хотели верить, чтобы Пржевальский мог позволить себе делать то, чего не позволял нам, в данном случае никогда не пить некипяченую воду, а сам... сам пил и сам признался в этом..."

Он лежал с высокой температурой, бредил, временами впадал в забытье. Но, оставаясь верным себе, успел отдать все необходимые распоряжения на случай... На случай смерти. Рассказывают - попросил поддержать его, встал во весь рост, огляделся кругом... "Ну, теперь я лягу", - были его последние слова...

И последнее распоряжение он отдал сам: "Похороните меня непременно на Иссык-Куле, на красивом берегу..."

В гроб его положили в экспедиционной одежде, с любимым скорострельным "ланкастером". Так он просил. Место для могилы выбрали в двенадцати верстах от Каракола - на высоком обрывистом берегу.

"Провожавших было много, и все, даже дамы, шли пешком... На перекрестках дорог встречалась масса всадников-киргизов, стоявших с обнаженными головами. Всю дорогу пели певчие, сменяемые оркестром. Стояла прекрасная погода, солнце пригревало по-летнему, верхи Тянь-Шаня искрились словно в серебре, в прозрачной синеве неба реяли грифы-монажи... Заветное желание покойного было исполнено: прах его остался навсегда в Азии, и могила его находится у подножия Небесного хребта".

Антон Павлович Чехов писал в некрологе: "Один Пржевальский... стоит десятка учебных заведений и сотни хороших книг". Экспедиции Пржевальского, изданные им труды, глубокие по содержанию и увлекательные по форме, воспитали целую плеяду выдающихся русских путешественников; не только Роборовский и Козлов были его учениками, но и многие другие, даже не знавшие его лично: Иван Васильевич Мушкетов, Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло, Василий Васильевич Сапожников, Александр Ксаверьевич Булатович, Владимир Афанасьевич Обручев, Владимир Клавдиевич Арсеньев...

Теперь город Каракол переименован в Пржевальск. Над могилой, на вершине девятиметровой скалы, сложенной глыбами гранита, распростер крылья бронзовый орел - символ бесстрашия, силы, ума. Под орлиными когтями на бронзовом листе - карта Азии, в клюве - оливковая ветвь, эмблема мирных завоеваний науки.

А на могильном надгробии скромная надпись: "Путешественник Н. М. Пржевальский". Так он завещал.

Глава 8

Человек с Луны

Каарам-тамо - "Человек с Луны" - называли его папуасы. "До меня никто положительно не был в этом месте Новой Гвинеи, и папуасы воображали себя единственными жителями земного шара", - писал Николай Николаевич Миклухо-Маклай.

Для них он действительно был инопланетянином. А они для него?

Ученые спорили: кто они, папуасы, - люди или животные? Он не сомневался - люди! Но их разделяли даже не века - тысячелетия...

Много написано о проблеме контакта космических цивилизаций. Вспомните "Аэлиту" Алексея Николаевича Толстого, вспомните произведения Уэллса, Ефремова, Брэдбери, Лема, братьев Стругацких... В этих увлекательных книгах контакт цивилизаций - фантастика.

В дневниках Миклухо-Маклая - действительность!

Странно, с этой точки зрения - как хронику контакта - никто не пробовал читать дневники путешественника. Многие авторы как-то упрощают взаимоотношения Миклухо-Маклая с туземцами. Создается впечатление, что стоило только протянуть руку и сказать: "Я - друг", как все трудности оставались позади. Эдакая пастораль...