Сергей Сергеев-Ценский - Ленин в августе 1914 года (Преображение России - 12)

- Длусский? Народоволец? На чем же к нему ехать? Арбу нанять?

- На велосипеде, - отозвался Владимир Ильич и добавил: - Но без письма в Вену к Виктору Адлеру, мне кажется, обойтись будет нельзя. Не хотелось бы, но ничего не придумаешь больше: Австрия, война и самое подлое обвинение, какое только можно представить.

Жандарм появился на станции минут за восемь до прихода поезда. По вздутому его портфелю можно было догадаться, что злополучный браунинг он везет старосте вместе с тремя тетрадями.

О том, что он получил телеграмму от директора краковской полиции, узналось после, а теперь Ульяновы терялись в догадках, отчего это он как будто подобрел и даже пустился было обнадеживать их, что все зависит исключительно от того, как посмотрит на дело окружной начальник: вдруг сочтет его не стоящим большого внимания, и тогда... Однако Владимир Ильич глядел на него подозрительно прищуренными глазами.

Вот он вошел в вагон раньше жандарма; вот показалось его лицо в окне; вот тронулся поезд, и он прощально машет шляпой...

3

Владимир Ильич очень рано начал борьбу с русским правительством для того, чтобы успеть в этой борьбе сделать как можно больше: жизнь казалась ему слишком короткой для такой гигантской задачи. Пример старшего брата, Александра, казненного царем Александром III, рано убедил его в том, что свалить царизм может только сильная партия - передовая армия многомиллионного войска рабочих и крестьян.

И партия эта - партия большевиков - была им создана и организованно вела борьбу в России с царским правительством.

Но вот он входит в кабинет окружного начальника Гроздицкого (фамилию эту он услышал от Матыщука в поезде), и рядом с ним входит, щеголяя военной выправкой, жандарм Матыщук.

Кабинет был обширный, и староста в нем, сидевший за большим письменным столом, не с первого взгляда был замечен Владимиром Ильичем, тем более что был он не в полицейской форме, а в штатском костюме серого цвета.

Только когда подошел ближе к столу, разглядел Ленин крупный ноздреватый нос с синими и красными жилками, одутловатые щеки, небольшие серые свиные глазки, тупо глядевшие сквозь пенсне в золотой оправе, полуседую реденькую щетинку на голове, воинственные небольшие усы и черный перстень на указательном пальце правой руки... И голос у него оказался хрипловатый, жирный, тоже совершенно неотделимый с представлением Владимира Ильича о русском исправнике.

Конечно, прежде чем захотел на него взглянуть этот староста, вахмистр Матыщук выложил перед своим начальником донесение, и конфискованный браунинг, и тетрадки и сделал в дополнение ко всему этому словесный рапорт, так что все было подготовлено для устного знакомства Ленина и старосты Гроздицкого.

В кабинете стоял еще и другой стол, за которым сидел письмоводитель, ехидного вида старичок, "приказная строка", но Гроздицкий дал знак Матыщуку, введшему Владимира Ильича, остаться около двери: этот жест можно было понять и так, что староста не считал для себя безопасным присутствие русского революционера у себя в кабинете.

- Вас, господин Ульянов, обвиняют в шпионаже в пользу России, - вскинул глаза и, придержав пенсне, начал без дальнейших околичностей староста. - Что вы можете сказать по этому вопросу?

- Скажу, что это явная глупость и что глупость эта могла родиться в чьей-то совершенно нелепой голове, - очень живо ответил Владимир Ильич.

- Господин Ульянов, так нельзя говорить о представителе императорско-королевской власти, какое бы положение он ни занимал! предостерегающе и строго заметил староста.

- Однако и мне нельзя предъявлять обвинение в шпионаже! - резко сказал Ленин, чувствуя прилив крови к щекам и шее. - И, насколько мне известно, такого обвинения мне и не предъявлено было в деревне Поронин, где я живу.

- Это уж разрешите знать мне самому! - сказал староста, однако взял лист со стола - по виду именно донесение вахмистра - и начал пробегать его глазами.

В это время на столе старосты, где красовался щегольской хризолитово-бронзовый письменный прибор, Владимир Ильич заметил два телеграфных бланка, заполненных каким-то сходным на том и другом текстом, разобрал на одном из них свою фамилию и спросил, невольно придвигаясь к столу:

- По-видимому, господин староста, это обо мне получили вы телеграммы от директора краковской полиции, не так ли?

Староста выдвинул вперед одну руку, как для защиты, другою накрыл и придвинул к себе обе телеграммы (одна была передана ему жандармом Матыщуком) и сказал почти испуганно: