Сергей Сергеев-Ценский - Пушки выдвигают (Преображение России - 5)

Наконец, колебания, браться ли всерьез за это дело, и у него у самого были, и он, даже не совсем осознавая это, нуждался в поддержке кого-нибудь другого, тоже пока осмотрительного и осторожного, чтобы не попасть в лапы прожженных жуликов. Полезнова он ценил за то еще, что тот гораздо лучше его знал людей, с которыми пришлось бы ему теперь иметь дело, и был, по его наблюдениям, пока еще скромен.

Вот он вполне толково отвечает "папаше", полковнику, на какой-то его вопрос:

- В нашем торговом деле, если вам желается знать, большую самую роль играет кредит, а не то чтобы наличные! На наличные кто же дело ведет? Да их и не всегда достанешь, сколько их требуется, значит, что же прикажете? Лавочку на замок, а зубы на полочку? Сущий убыток. В торговом деле так: я тебе верю, а ты мне веришь, - выходит, обоюдная порука.

- Круговая то есть, - поправил полковник.

- Пускай круговая - еще лучше... Одним словом, на кредите основано.

- Вся жизнь на кредите основана, однако же вся она, целиком и в розницу, дичь и вранье! - вставил вдруг Дивеев, повысив голос.

Полезнов принял это как шутку и отозвался усмехнувшись:

- Вся не вся, ну, конечно, не без того: попадается, слова нет.

- Вся! - резко выкрикнул Алексей Иваныч. - Сверху донизу вся!

- Однако же вот пиво вполне приличное, - прохрипела слепая.

- И раки тоже, - поддержала свою мать Наталья Львовна, - а вы, Алексей Иваныч, несколько преувеличили, сознайтесь!

- Простите! - кротко сказал вдруг Дивеев и левой рукой сделал хватающий жест, как будто хотел показать, что сказанное берет обратно.

Он как-то поник после того, еще больше втянув голову в плечи, так что Полезнову стало его даже почему-то жалко, а Макухин, считая нужным поддержать своего будущего компаньона, обратился к тестю:

- Вот, например, есть тут банк, называемый "Взаимного кредита". Это же оно самое и есть, о чем вот Иван Ионыч говорил: ты мне доверяешь, я тебе доверяю...

Он хотел развить это общее положение на придуманном им примере, как вдруг до него донеслась от соседнего столика не к нему лично направленная, однако хлесткая фраза:

- Не все, значит, еще насчет "Взаимного" знают, что на нем уж замок висит!

Макухин обернулся, посмотрел встревоженно в ту сторону и Полезнов.

Там сидело двое молодых людей в одинаково белых рубахах и без шляп. Очень смуглые оба и горбоносые, они похожи были на греков. Прежде их не было слышно: они играли в домино и казались до того углубленными в это занятие, что даже и не могли слышать, что говорилось за другими столиками, - однако, выходит, слышали.

- Как так на замке "Взаимный"? - спросил Макухин, обращаясь сразу к обоим.

- Так и на замке, - ответил один, а другой добавил:

- Вчера с обеда.

- По какой же причине? - допытывался Макухин.

- Учет идет, проверка, - объяснил один.

- Директор скрылся, - сказал другой.

- Вот тебе раз! Какой же директор?

- Какой же еще, как не Анжелло? - полувопросом ответил один, а другой добавил:

- Бежал, конечно, не иначе как в Одессу, а оттуда в Италию... А разве кто бежит, так он это делает с пустыми карманами? Вот поэтому и проверка.

Макухин посмотрел на Полезнова, Полезнов на Макухина, и оба одновременно поднялись с мест и взялись один за свою шляпу, другой за белый картуз.

Не то чтобы много, но кое-что все-таки лежало у каждого из них про запас в банке "Общество взаимного кредита", платившем по вкладам по пяти процентов годовых, в то время как Государственный банк платил только по четыре.

ГЛАВА ПЯТАЯ

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО

I

Экстренный поезд с гробами эрцгерцогской четы прибыл в Вену на пятый день после убийства в Сараеве - 19 июня в десять часов вечера.

Он подошел к южному вокзалу, залитому электрическим светом, задекорированному трауром, сплошь заполненному встречавшей его толпой.

Тут был и эрцгерцог Карл, новый наследник престола, который по ритуалу должен был первым поклониться праху своего дяди, так неожиданно освободившего для него место у престола; тут были и военный министр, и начальник генерального штаба, и все высшие военные и придворные чины, которые прежде всех прочих граждан Австро-Венгрии должны были воспламениться глубочайшим негодованием к национальности, давшей убийцу, и жаждой мести.

Мертвые, в двух цинковых, покрытых флагами и венками гробах, именно этот замысел и таили, и сравнительно поздний час, когда они появились на венском вокзале, не только не мешал, но даже способствовал их обширному замыслу.

Вена была слишком жизнерадостным городом, чтобы проникнуться необходимой серьезностью днем, да еще летним днем, когда так много веселого солнца. К идее мести, к идее смерти за смерть шел только мертвенный лунный свет электрических ламп, а траур должен был подчеркиваться и углубляться бездонно этими резкими поздневечерними тенями.