Сергей Сергеев-Ценский - Пушки выдвигают (Преображение России - 5)

- Действительно, это надо запить, - согласилась с матерью Наталья Львовна, подымая свой стакан красивой, оголенной почти до плеча рукою.

Ей можно было дать лет двадцать пять - двадцать семь, - возраст, когда женщины отлично уже разбираются во всей жизни кругом - так думал, глядя на нее, Полезнов. У нее была высокая ровная шея, высокие полукруглые брови и высокий отцовский лоб, отчего она казалась, когда сидела, высокого роста. Полезнов не знал, какого цвета глаза были у слепой, но так как у полковника глаза были серые, а у Натальи Львовны карие, то он решил, что этим она пошла в мать.

- Компаньон в деле - это, конечно, веселее гораздо, чем одному, поддержал свою дочь полковник, тоже подняв стакан.

Алексей Иваныч добавил к этому:

- Давно известно, что человек - животное социальное... Кажется, Аристотель еще это сказал.

А полковник оживленно поддакнул и продекламировал вдруг:

Аристотель оный,

Древний филозоф,

Продал панталоны

За сивухи штоф!

Это мы еще в старину в Чугуевском юнкерском училище хором пели... Там есть и такой куплетец, помню:

Цезарь, сын отваги,

И Помпей-герой

Продавали шпаги

Тою же ценой!

- Знаменитая песня, - я тоже ее слышал, - сказал Макухин и чокнулся с Полезновым, а потом начали чокаться с ним все остальные, так что тот почувствовал, что неловко уж, пожалуй, было бы теперь отказаться от дела, предложенного Макухиным, хотя около него и устроился для течения своей жизни какой-то все неделовой народ.

- Дай бог нажить нам, а не прожиться, - говорил, кланяясь и привстав, Полезнов, понимая, что раз люди желают настроиться на праздник, то надо их подогреть в этом.

Что тесть у Макухина оказался полковник, хотя и в отставке, лестно почему-то было и для него, а насчет инженера он думал, что его просто прихватили на улице, - случайный какой-нибудь знакомый. Однако Алексей Иваныч, архитектор по своей профессии, уже месяца три жил у Макухина, просто так как-то, потому что ему негде и жить было, кроме как у него.

Макухин взял его на поруки из тюрьмы, куда попал Дивеев за покушение на Лепетова, бывшего любовника его покойной жены. Покушался на убийство Лепетова Алексей Иваныч в этом же городе на вокзале, и Макухин безусловно убежденно говорил тогда, как свидетель, дававший свои показания на следствии: "Считал и считаю Дивеева не вполне нормальным".

Он же поместил его, взяв на поруки, в частную лечебницу, которую вздумал устроить здесь полковой врач Худолей, но лечебница эта существовала очень недолго.

- Судя по вашей внешности, вы - купец? - неожиданно для Полезнова спросил его Дивеев.

- Торгуем понемножку, - ответил Полезнов, слегка улыбнувшись.

- Ну да-да, теперь я понимаю, мне говорил Федор Петрович, - продолжал Дивеев, как бы только теперь разглядевший, что он - в пивной, что перед ним какой-то совершенно новый для него человек. - Это хлеб, кажется? Насчет хлеба?

- Вот именно, по хлебной части хотим заняться, - отозвался Полезнов.

- Дело хорошее, всем нужное, а больше всего иностранцам, - быстро и четко проговорил Дивеев.

- Ячменя иностранцам смотрите не продавайте, а то пива не из чего будет варить, - вставила, ни к кому не обращаясь, слепая.

- Ячменем нашим заграница мало интересуется, больше пшеницей, успокоил ее Макухин. Он оглядывался при этом по сторонам с беспокойством, вполне понятным, - ведь за другими столиками сидели люди, кроме того, люди проходили и по тротуару. С одной стороны, было неплохо, чтобы люди, - те и другие, - знали, что вот тут не кто-нибудь такой сидит вместе с другими, вполне приличными людьми, пьет пиво и ест раков, а хлеботорговец (новое звание для самого Макухина), а с другой, он опасался, как бы слепая "мамаша" и "не совсем нормальный" Алексей Иваныч не сказали чего-нибудь лишнего. Торговля, конечно, любит рекламу, особенно если дело приходится только еще ставить, начиная с того, чтобы завербовать себе компаньона, однако в его планы не входило, чтобы вся его новая семья явилась в то время, когда он еще не разговорился как следует с Полезновым; это вышло совершенно случайно.

Он наблюдал и Полезнова, как он отнесся к его родне: больше ли стало у него доверия к нему, Макухину, или меньше? Действительно ли он приобрел в нем компаньона, или тот скажет ему завтра, когда встретится с ним один на один: "Подумаю еще, погоди: дело все-таки как-никак рисковое, - кабы не прогореть..." А это значило бы, что пошел на попятную, и еще в такое время, которого терять никак уже нельзя: люди покупают хлеб на корню, и у них уже все налажено - и где покупать и кому продавать, - а ему это все надо еще наладить.