Сергей Сергеев-Ценский: Старый полоз

Но Семен только повел в его сторону носом, выставил левое колено, прицелился, и один за другим хлопнули два выстрела.

Шарахнулись овцы все сразу, как одна, даже не успев проблеять; задребезжали козы, бойко вскочив и все сразу оглянувшись на Семена; залаяли собаки.

Семен собрал подстреленных скворцов. Недобитых он, подходя к чабанам, добивал о ложе ружья.

- Сто-ой!.. Эй!.. Нема один живой?.. - крикнул молодой чабан.

- Есть один живой... Сейчас окачурю! - отозвался Семен и в сторону Петра добавил: - Шесть штук!

А скворца этого, живого, он уже держал за ножки, чтобы ударить.

- Дай! - протянул к нему руку старый чабан.

- Дай-дай!.. Не бей! - кричал ему подпасок и улыбался сверкающе.

- Что ты с ним хочешь делать?.. На!

Семен отдал бившегося скворца, раненого только в крыло, а старый чабан, принимая его левой рукою, таинственно поднял правую и брови лукаво поднял, точно готовился показать фокус. Молодой же вдруг засвистал протяжно, не пронзительно, а довольно мелодично, обернувшись к скале за кошем.

Потом сказал, сверкая зубами и белками глаз:

- Услышал!.. Ползет!..

Старый посмотрел в ту же сторону, мигнул Петру и Семену и начал ощипывать скворцу перья на крыльях.

- Кто же это такой ползет? - спросил было Петр Семена, но тут же увидел сам: от скалы, медленно извиваясь и приподняв голову, ползла змея, серая с желтизной, толстая - в руку толщиной, на вид аршин двух.

- Что это? Гадюка?.. Страсть боюсь! - откачнулся Петр.

Он сидел на корточках, по-татарски, но приготовился уже вскочить. А Семен орлоглавый только поглядел на змею и проворно стал доставать и закладывать в двустволку патроны.

- За-чем? - испугался чабан. - Э-это... он-о-о... наш один собака!..

- Полоз! - сказал молодой, смеясь. - Гадюка - вредная, этот - нет!..

- Ну, раз вам он известный... - успокоился Петр и принялся разглядывать змею без опаски.

Семен, заложивши патроны, все еще стоял, но сказавши:

- Это - желтобрюх... Здоровый... Я таких не видал! - тоже сел.

- Смотри! - радостно выкрикнул подпасок и, выхватив скворца из рук старого чабана, подбросил его несколько раз, как мяч, в виду полоза и бросил в сторону от стада.

Скворец, должно быть, ушибся, потому что лежал не шевелясь, темным комочком, а полоз повернул в его сторону голову и оживился вдруг чрезвычайно. Он торчком поставил хвост и стал водить им, точь-в-точь как кошка, а когда скворец очнулся, наконец, и запрыгал, трепеща голыми крылышками, полоз бросился за ним, как раскрученная пружина.

- Ужли ж догонит? - вскрикнул Петр.

- О-о!.. Он догонит! - засиял молодой чабан, а старый только качнул головой, не открывая рта.

Скворец прыгал, полоз вился за ним, и Петр видел, что он нагоняет. Скворец кинулся было вбок, но все длинное толстое тело полоза ринулось вдруг в ту же сторону, подбросилось будто в воздухе и остановилось.

- Готово! - сверкнул молодой чабан, а старый добавил:

- Сичас... он-о... кушай будет! - и дотронулся дружелюбно пальцем до Петрова колена.

- Смотри ты, что делается! - обернулся Петр к Семену, но тот отозвался снисходительно:

- Тебе никак это в диковинку, а я к этому сызмальства привык... Сколько я их перевидал, - тёмно!.. У нас же под Борисоглебском там леса да болота... Гадов этих до черта!

- Ну-у?

- Вот-те и гну!.. Ты думаешь, он его чем, шпака?.. Хвостом своим убил... А ты, небось, и сейчас смотрел - ничего не видал.

- Хво-стом?

- То-то и да, что глядеть не можешь.

- Это, должно, от известки я так.

- Одну с тобой известку-то месим.

- Ты ее давно ли начал месить?.. А я ее уж сорок лет мешу!.. И в плену года четыре был, и то ею все займался.

- А ты где же в плен попал?.. Я думал, ты и не служил...

- Неделю мы с тобой вместях работаем, а об себе не говорили... Попал я, значит, в Горлице...

- Знаю я Горлицу... Там наших много попало...

- Ну, вот... Горлица эта... Снарядов у нас нема, патронов нема, а он по нас лупит, немец, а он чешет!.. Так что нас от роты цельной человек пятнадцать, не более, осталось... "Что теперь делать?.." - у фитьфебеля спрашиваем - я да земляк мой, тоже белгородский, - мы оповсегда вместе держались... "А я почем знаю?" - говорит. - "А ротный игде наш?" - "А ротный вон в доме бетонном, знаки подает". (А это он затем знаки нам, чтоб за патронами мы в лезерв бежали.) Я своему товарищу: "Побегим, говорю, все одно смерть!.." Вот, бегим, и еще за нами трое подались... Слышим: "О-ой!.." сзаду - один... Другой: "О-ой!.." Третий... Этих всех троих свалило... По земле катаются, - конец им... Я свому кричу: "Бегим в дом бетонный!.." И ведь вот, скажи ты, - добежали, ничего... Ни одна пуля решительная ни его, ни меня не задела, как все одно мы заговоренные какие... Добегли, - и даже ротный нас похвалил... Глядим, и фитьфебель сюды приполз... Так человек там собралось... ну, одним словом, десятка полтора опять... Говорим ротному: "А дальше что будем делать?" - "Надо, говорит, до лезерву бежать, - концов, выходов больше нету..." - "Тогда, говорим, когда такое дело, давай бежать будем!.." Он это в бинокль посмотрел, перекрестился... "Ребята, за мной!.." Бегим мы, а по нас снаряд пустили... Ротный с фитьфебелем поперед бежали, глядим мы, - от фитьфебеля куда рука, куда нога, - и ротный упал... Я такое дело вижу: "Ребята! - кричу. - Назад... В дом в бетонный!.." Добегаем опять до дому того, - я свово земляка гляжу, жив ли? Жи-вой!.. Еще там человек коло пятнадцати скопилось...