Сергей Сергеев-Ценский - Зауряд-полк (Преображение России - 8)

- Что такое? - спросил Ливенцев.

- Безобразие! Нам надо в караул на главную гауптвахту, а нас задержали, - отчетливо ответил бравого вида поручик.

- Вы из какой же части? - спросил, настораживаясь против своей воли, Ливенцев.

- Вот у нас есть на погонах, какой мы части, - нагнул голову к левому своему погону прапорщик.

- Гм... Я вам, конечно, верю, господа... но видите ли, такое дело: почему вам нужно непременно через вокзал?

- Потому что уже поздно, а здесь короче! - раздраженно ответил поручик.

- Вы - рунд?

- Нет, я - командир роты, и потому я дежурный по караулам, а это рунд... Не задерживайте, пожалуйста, иначе вы ответите!

- Очень грозно! - улыбнулся Ливенцев. - Перед кем это я отвечу?.. Если бы я вас когда-нибудь видел раньше, а то никогда не приходилось... Впрочем, вот что: можете идти.

Он подозвал к себе тут же знакомого жандарма и сказал:

- Они в караул, пусть идут, конечно, только надо последить, куда они пойдут.

- Слушаю, - понятливо кивнул жандарм, отходя.

Ливенцев думал, что этим все и кончится, но подошел совершенно возмущенный артиллерист-подпоручик с самым молодым, первокурсно-студенческим лицом и начал сразу:

- Черт знает что, прапорщик! Не пропускают к жене!

- К какой жене? Где у вас тут жена? - очень удивился и насторожился Ливенцев.

- Здесь жена, в железнодорожной больнице...

- Гм... Вот поди же! Почему же она очутилась здесь? - пристально, как Чероков, начал вглядываться в подпоручика Ливенцев.

- Очень просто - как! Ехала ко мне и родила в поезде. Ночью было это... Вот почему очутилась.

- А вы как узнали об этом? - совершенно убеждаясь, что перед ним злоумышленник, плохо умеющий врать, поспешил спросить Ливенцев.

- Получил бумажку из больницы, - как узнал! Вот бумажка!

Подпоручик вынул из бокового кармана шинели измятую бумажку со штемпелем железнодорожной больницы: подпоручик крепостной артиллерии Ломакин извещался, что жена его, только что родившая в поезде, находится в больнице.

- Все правильно, - сказал решительно Ливенцев, - но на вокзальную территорию я вас во время приезда царя пропустить не могу.

- Как так не пропустите? - вскинулся подпоручик. - А если она сейчас вот... там... умирает?!

- От какой причины? Что вы! Успокойтесь и станьте со мною рядом. Сейчас проедет царь, и вы пойдете...

- Это черт знает что! - горячился артиллерист.

- Нет, это только порядок, не нами с вами заведенный.

У вокзала стояли уже автомобили, приготовленные для царя и свиты.

Машины были новенькие, военного ведомства, и, глядя на эти машины и представляя, как будет под "ура" толпы садиться в одну из них царь, Ливенцев совершенно непроизвольно на глазомер определял расстояние до них, чтобы сообразить, действителен ли будет выстрел этого сомнительного подпоручика, если он начнет палить из браунинга. Выстрел, а не выстрелы, потому что двух выстрелов он не успеет сделать, - его схватят. А предполагаемый цареубийца ворчал около:

- Черт знает что! Возмутительно!.. Да, наконец, какое вы право имеете мне не верить и меня не пропускать?

- Вполне верю, - отвечал не совсем правдиво Ливенцев. - Но никаких посторонних людей, кроме высшего генералитета, на вокзальной территории сейчас быть не должно, - поняли? Таков приказ коменданта крепости, который как раз там.

- Генерал Ананьин там? - настолько оживленно спросил артиллерист, что Ливенцев подумал, не хочет ли он укокошить Ананьина, а не царя, и вполне искренне ответил ему:

- Ведь вы же знали, что приезжает царь, и что бы уж вам подождать сюда приходить до его приезда!

- Ну, уж этому вы меня можете не учить! - надулся артиллерист.

- Еще бы, такого матерого я стал учить! - усмехнулся Ливенцев. - Однако ваше место сейчас около своей батареи... Вдруг проедет царь прямо отсюда в крепость, а вас как раз и не будет!

- Это уж мое дело! - огрызнулся подпоручик.

- Ваше, ваше. Вот и стойте и ждите.

Царский поезд подошел так же бесшумно, как и первый, свитский, и Ливенцев, заметив его приход, очень заволновался.

В первый раз в жизни пришлось ему охранять того, чье существование он считал безусловно излишним и вредным. И подпоручику артиллерии с лицом возмущенного первокурсника-студента, время от времени повторявшему: "Какая нелепость!" - он отвечал про себя: "Совершенная нелепость!" Он вспоминал, как сказал своему ротному Пернатому на другой день после суда в штабе дружины и удивившей его своею связностью речи Полетики:

- Знаете, в первый раз в жизни попадаю в такое положение: охраняю особу монарха!