Сергей Сергеев-Ценский - Зауряд-полк (Преображение России - 8)

В кабинете Черокова горела электрическая лампочка, но окна были наглухо, как везде в Севастополе, задернуты черными занавесками. В такой обстановке аспидно-сине-молочные глаза его стали еще более загадочны, и когда вошел сопровождаемый вахмистром Ливенцев, Чероков, подавая ему руку, так долго и пристально и совершенно не мигая глядел на него, что Ливенцеву стало не по себе и он передернул плечами.

Наконец, тихо, но отчетливо сказал Чероков, когда Гончаренко вышел:

- Его величество ожидается здесь на днях, но сегодня пока никому не говорите об этом.

Он помолчал немного и добавил уже более громко:

- Скажите, за всех людей ваших вы можете поручиться?

- Гм... Безусловно за всех, - уверенно сказал Ливенцев.

- Но ведь вы... Вам хорошо известно, что заводских рабочих между ними нет?

Ливенцев вспомнил, что говорилось что-то о заводских рабочих, когда Урфалов отбирал на посты людей, и сказал:

- Выбирали исключительно сельчан.

- Угу... Сельчан...

Неподвижные глаза Черокова не выдавали ни малейшей работы его мозга, и Ливенцев не мог уловить, когда появилось в нем соображение о немцах-колонистах, но он сказал вдруг:

- Немцы-колонисты ведь тоже сельчане, а у вас они в ротах имеются.

- И на постах есть немцы-колонисты, - сказал Ливенцев, вспоминая, что пост на одном из мостов подобрался исключительно из немцев.

- Ка-ак?! Есть? На постах?..

Глаза Черокова не замигали и не стали шире, они только как будто осветились откуда-то изнутри и побелели.

- Каким же это образом?.. И много их?

- Один пост.

- Це-лый по-ст? Исключительно из немцев?

Чероков даже хлопнул по столу руками.

- Да, целый пост: восемь человек.

- Как же это вы мне ничего об этом не донесли?

- Да ведь это не Вильгельмовы немцы, - улыбнулся его тревоге Ливенцев, - это самые лояльные, наши немцы. Тем более что они не полковники, не генералы, не адмиралы...

- А вы почем знаете, что они лояльные, эти ваши немцы? Нет, уж пожалуйста, ни за кого не ручайтесь! Скажите, чтобы завтра же их в роту, а на их место - русских. Чтобы ни одного немца и ни одного заводского рабочего не было на охране пути! Непременно!

- Заводские рабочие у нас в роте ведь только старые, свыше сорока лет... - сказал Ливенцев.

- Все равно! Чтобы никаких не было! А главное - немцев!

- Хорошо. Завтра же немцев заменят другими: людей хватит.

- Непременно!.. Потом вот что... - И долго и так же неподвижно глядел Чероков, пока заговорил связно: - Порядок охраны пути будет таков, что ваши люди поедут на другие посты вдоль пути, перед туннелями, по направлению к Бахчисараю, а на туннели мы других поставим. Так вот, вы своим людям внушите, как они должны стоять на охране пути при следовании его величества: лицом в поле, и чести не отдавать, потому что их обязанность зорко смотреть за местностью и никого к пути не подпускать, а в случае чего подозрительного...

Так как Чероков остановился тут, то Ливенцев за него докончил:

- Открывать огонь?

- Разумеется, если только кто-нибудь будет не слушаться окриков и подходить к пути с явными намерениями...

Ливенцев не понял, что это за явные намерения, но сказал:

- Понимаю. Думаю, что люди наши свои обязанности твердо знают.

Странные глаза Черокова все-таки стремились вползти к нему в душу, должно быть, чтобы обнаружить, не слишком ли он легкомыслен, и прицелившаяся неподвижность этих сине-аспидных глаз начала уже надоедать Ливенцеву, почему он поднялся, откланялся Черокову, еще раз сказал, что немцев заменит русскими и обязанности часовых им всем напомнит, и вышел.

Спал в эту ночь он скверно, снились какие-то сумбурные сны. Особенно назойлив был во сне какой-то, весь с ног до головы покрытый устричными раковинами человек, который неторопливо совался всюду.

- Что ты вообще за черт такой? - спрашивал его будто бы он, Ливенцев, а устричный этот отвечал беспечно:

- Я-то?.. Обыкновенно, я - настоящий русский человек, а то кто же!..

VII

Утром Марья Тимофеевна передала ему бумажку, присланную адъютантом, и в бумажке этой были слова: "Непременно к 9 часам утра явиться в штаб дружины".

Ливенцев подумал, что если есть в бумажке эти "явиться" и "непременно", а кроме того, точно указано время, то это, конечно, касается приезда царя, поэтому на бумажке внизу он записал для памяти, хотя и не надеялся это забыть: "Приказано переменить немцев на русских", и поспешил на трамвай; а когда подходил уже к казармам дружины, нагнал задумчиво идущего Полетику, который по случаю мелкого, правда, дождя был в плаще.