Сергей Сергеев-Ценский - Зауряд-полк (Преображение России - 8)

- Вот начните с себя самого и запишите свое мнение об этом... как его?.. Миткалеве-поручике, - обратился к нему Полетика.

- Мое мнение? - очень удивился Татаринов.

- Да, вот, мнение... Украл он, то есть, или не он украл эти деньги... двадцать один рубль... а кто-нибудь еще украл...

Татаринов посмотрел, улыбаясь, на Полетику, потом на Генкеля и сказал нетвердо:

- Этого я допустить не решаюсь, чтобы он украл.

- Запишите!.. Ваше мнение, поручик? - обратился Полетика к Шнайдерову.

- Я - зауряд-прапорщик, господин полковник! - вскочил рыжебородый.

- Э-э! Ну, черт, - зауряд там, и вообще! Вот скажите ваше мнение, и все!

Наблюдая, как сидевший с ним рядом Татаринов писал против своей фамилии: "не допускает", - Шнайдеров ответил поспешно:

- Не допускает тоже!

- Что такое? Кто такой не допускает? - не понял Полетика.

- Зауряд-прапорщик Шнайдеров, господин полковник.

- Ну, вот еще один не допускает... Садитесь вы, что же стоите! Ну вот, по порядку, - кто там дальше сидит, - говорите!

Дальше сидели два молодых зауряда, оба худые и бледные и глядевшие сконфуженно, так как в одно время заболели предосудительною болезнью, которую старший врач дружины Моняков игриво называл "насморком, захваченным на Приморском бульваре", и не вполне еще от этого "насморка" вылечились.

- Я думаю, - сказал белокурый Значков, - что не поручик Миткалев, конечно, изъял эти деньги из стола...

- Я тоже так думаю, - поспешил согласиться с этим чернявый Легонько.

- Ну вот... адъютант, пишите!

Ливенцев, присматриваясь к Полетике, замечал, что он как будто стал веселее, во всяком случае оживленнее, когда услышал четыре эти мнения, будто именно эти или подобные мнения ему и хотелось услышать.

Кароли сказал решительно:

- Совершенно необоснованное обвинение!

Эльш, с видимым трудом подыскивая слова, пробубнил:

- Когда я проверял посты, поручик Миткалев был трезвым. По крайней мере я ничего такого не заметил. Насчет аэроплана неприятельского я от него не слыхал... Значит, это уж после моего приезда было.

- Вы там, стало быть, не ночевали на гауптвахте? - спросил Полетика.

- Нет, не то что не ночевал, - угрюмо ответил Эльш, - а... не все время там я был, не всю ночь...

- Ну, вот видите! Вот потому, что вы там не ночевали, все и случилось.

- Я там был, то есть в караульном помещении, не все время, так как ходил проверять посты, - поднял было угловатую голову с двумя дикими вихрами жестких пепельных волос Эльш.

- Там, кажется, поблизости где-то от гауптвахты бывшая квартира полковника Эльша, - сказал и вздохнул как-то игриво Генкель.

Ливенцев пригляделся к нему и к Эльшу и понял, что щекотливый вопрос о поручике Миткалеве есть в то же время вопрос и об его ротном командире Эльше, а Полетика сделал вдруг вполне осмысленное лицо, какого как-то не приходилось у него видеть раньше Ливенцеву, и спросил брезгливо:

- Да вы с рапортом о сдаче караулов у коменданта города были?

- Был, а как же! Разумеется, был, - поспешно ответил Эльш.

- А при самой сдаче караулов были?

Эльш помедлил ответом, будто припоминая, был или не был он при сдаче караулов, и, наконец, сказал:

- Вместе с новым дежурным по караулам мы и поехали к коменданту с рапортом.

- А он, этот новый дежурный, ничего вам не сказал о деньгах арестованных, какие пропали?

- Если бы он сказал, то... Однако я ничего от него не слышал.

- Черт возьми, а!.. Да вы что в самом деле? Да разве так можно нести караульную службу, как вы ее там несете?.. Хорошо, хорошо, господа! Я теперь сам буду проверять дежурных по караулам!.. Вы там что такое записали, прапорщик? Ничего не пишите!.. Вот вы, Урфалов, - капитан! Вот вы скажите, как...

Ливенцев начал следить за капитаном Урфаловым, медленным, восточного склада старым человеком, который, что бы ни говорил, начинал неизменно со слов: "Изволите видеть".

- Изволите видеть, господин полковник, - начал обстоятельно Урфалов, двенадцать рублей - деньги, конечно, небольшие, и всякий другой заведующий хозяйством, если бы такую записку он получил, он бы, чтобы разговоров лишних не было, взял бы даже из своего кармана, тут же отослал бы их этому самому... Шельминзеру в конвертике, в закрытом-запечатанном, а с него бы расписочку взял, что получил, и тоже бы в конвертике, - вот и все дело! И потом уж мог бы поговорить с этим, Миткалевым, да не при людях, конечно, поговорить, а с глазу на глаз: "Так и так, мол, - заплатил свои деньги, при вашем дежурстве пропавшие, должны вы мне их вернуть, потому что за всех ротозеев если я буду платить, жалованья моего не хватит!" Вот бы и все! А не то чтобы раззванивать и всех людей булгачить. Нехорошо это!