Валерий Флёров - «Города» и «замки» Хазарского каганата. Археологическая реальность

Тут уместно напомнить, что всегда существует соблазн, который очень часто реализуется в археологии: причислять к городам «большие» памятники, скажем, больше средних по площади поселения в данной археологической культуре. Путь весьма ненадёжный, особенно в отношении поселений и городищ неисследованных или с небольшим процентом вскрытых площадей.

М. И. Артамонов и его ученик И. И. Ляпушкин, заложившие основы современной салтово-маяцкой археологии, к социологическим вопросам поселений не обращались.

Проблема «город Хазарии» внедрена в археологическое хазароведение С. А. Плетнёвой, о чём заявлено в названии её книги «От кочевий к городам», в которой выделен раздел «Города». Название отражает прямолинейную схему развития каганата в указанном направлении, что неоднократно вызывало критику (Степанов Ц. 2002. С. 25). Тогда автор отнесла к ним Итиль, Саркел, Семикаракоры, Семендер, упомянуты «остальные неизученные» (Плетнёва С. А. 1967. С. 44–48).

Спустя двадцатилетие появляется обзорная статья С. А. Плетнёвой «Города кочевников» (Плетнёва С. А. 1987), посвященная в основном генезису указанных объектов. Археологический материал в ней занимает второстепенное место. О каганате сказано немного. Теоретическая основа статьи прежняя — «от кочевий к городам». Поэтому не удивляет вывод о появлении городов у кочевников «только на высшей стадии их экономического и социального развития — на третьей стадии (полуоседлости)» (Там же. С. 204, 205). В качестве примера приводится Итиль, который был зимником кагана, в то время как основное население было уже оседлым и земледельческим . В связи с этим напрашивается перестановка акцентов. Экономику Итиля определяли всё-таки не традиции кагана, но основное производящее население, оседлое и земледельческое. Отсюда возникает вопрос о правомерности самого словосочетания «города кочевников». Это попытка соединить антиподы. Либо кочевники, либо города с постоянным населением, для которого и третья стадия кочевания — пройденный этап. Другое дело, что тенденции к оседанию проявлялись исподволь раньше.

Тезис С. А. Плетнёвой о том, что «первым вариантом образования степных городов было активное заселение окружающей замок территории и превращение её в ремесленный посад», вызывает у меня принципиальное возражение. Процесс при нормальных внешних условиях шёл в прямо противоположном направлении. Сами «замки» вождей возникали в опробованных местах, там, где ранее уже проявилась оседлость, существовало постоянное население. Миниатюрные «замки» не могли возникать в безлюдной степи. Концентрация населения была непременным фактором безопасности их существования. В археологическом плане это означает, что рядом с любой крепостью, каменной или кирпичной, или в округе следует ожидать открытия более ранних поселений. Проверить мою версию можно при одновременных раскопках крепостей и соседних поселений, сравнивая датирующие (или дающие относительную дату) материалы.

Лишь в пограничных зонах крепости могли по необходимости ставиться в незаселённых местах, но это уже не «замки феодалов» [3] С. А. Плетнёва часто использовала определения «замки», «феодалы». Надо учитывать, что к Хазарскому каганату они применимы условно. , а оборонительные пункты государственного образования или местного вождя (к теме замков я вернусь в разделе о Правобережном Цимлянском городище). Становление пограничной крепости тоже требовало привлечения большого числа населения как рабочей силы для строительства, защиты, обслуживания и постоянно как производителя сельхозпродукции. Однако концентрация населения около крепости не означает, что возник «город». Забегая вперёд, отмечу, что таким объектом с некоторыми натяжками мог быть только Итиль. Всё-таки не случайно раздел об Итиле Б. Н. Заходер назвал «Зачатки городской жизни» (Заходер Б. Н. 1962. С. 167).

В 2002 г. выходит ещё одна статья С. А. Плетнёвой по проблеме городов в Хазарии. В ней исследовательница начала отказываться от прямолинейных решений (Плетнёва С. А. 2002). Комментировать её из-за многих противоречий очень сложно. В ней можно усмотреть попытку, хотя очень непоследовательную, пересмотра прежних взглядов автора. Обращают на себя внимание нюансы. Так, статья снабжена подзаголовком «К постановке проблемы», хотя именно сама исследовательница, дважды подчеркнувшая свой приоритет, поставила проблему уже более сорока лет назад, а отнюдь не «впервые». Выделяя интересующие нас более всего степные памятники, собственно салтово-маяцкие, С. А. Плетнёва предлагает неустойчивые характеристики памятников, проявляя в них заметные колебания. Не случайно она допускает возражения своим выводам. Показательна фраза «…некоторые памятники, привычно считавшиеся в археологической науке городами, таковыми вряд ли являются» (Там же. С. 123). Но «привычно» можно было отнести только к немногим археологам, но не к археологической науке вообще.