Ирина Мудрова - Великие матери знаменитых людей. 100 потрясающих историй и судеб

Мария Ивановна отличалась сильно повышенной впечатлительностью, религиозностью и суеверностью: бывали дни, недели, целые месяцы, когда впечатлительность доходила до крайних пределов, достигала почти болезненного состояния. Всю свою жизнь Марья Ивановна прожила в необъяснимых, мучительных тревогах. Ее мнительность, подозрительность, недоверчивость были унаследованы Гоголем. Она отличалась крайней подозрительностью. Гоголь похож на свою мать: то веселый и жизнерадостный, то «безжизненный», как будто с детства запуганный и испугавшийся на всю жизнь. В.В. Набоков считал, что «они с сыном схожи по темпераменту». Мать окружала Николая своим обожанием, что, возможно, и взрастило чрезмерное самомнение будущего писателя. Мать Гоголя приписывала сыну весь технический прогресс, изобретение телеграфа, железных дорог и пр., и не было никакой возможности разубедить ее в этом.

Взаимоотношения Николая Гоголя со своей матерью – непростая, увлекательная повесть о двух любящих сердцах. Их переписка и разговоры наедине – свидетельство того, как рано Николай Гоголь повзрослел, как тактично вел себя, чтобы не обидеть маму, ибо она очень мало понимала в хозяйственных делах, а в литературных – почти ничего. Гоголь постоянно подчеркивал свою сыновнюю преданность и покорность – во всяком случае, пока был молод, – облекая это в на редкость сентиментальные и высокопарные выражения. «Маменька! Не знаю, какие чувства будут волновать Вас при чтении письма моего; но знаю только то, что Вы не будете покойны. Говоря откровенно, кажется, еще ни одного вполне истинного утешения я не доставил Вам. Простите, редкая, великодушная мать, еще доселе недостойному Вас сыну».

Большую роль в его жизни сыграло религиозное воспитание, полученное от матери. Очень рано мать стала приводить Николая в церковь. Гоголь не принадлежал к тем людям, которые рождаются с любовью к Богу; патриархальная религиозность, окружавшая его детство, осталась ему чуждой и даже враждебной. Вера пришла к нему другим путем – не от любви, а от страха. «Один раз, – пишет Гоголь матери, – я просил Вас рассказать мне о Страшном Суде, и Вы мне, ребенку, так хорошо, так понятно, так трогательно рассказали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так разительно, так страшно описали вечные муки грешных, что это потрясло и разбудило во мне всю чувствительность, это заронило и произвело впоследствии во мне самые высокие мысли». Страшная картина, нарисованная болезненным воображением мистически одаренной матери, «потрясла» Гоголя. Об этом потрясении он уже никогда не забудет; его религиозное сознание вырастет из сурового образа Возмездия. Рассказ Марии Ивановны встретил подготовленную почву: Гоголь рос слабым, впечатлительным и неуравновешенным ребенком. Картина Страшного Суда позволила оформиться смутным страхам, которые мучили его с детских лет. И раньше он уже испытывал припадки стихийного ужаса, приливы непонятной тоски. Теперь он знал, чего боится: смерти и наказания за гробом. Особенно запомнились и произвели впечатление на ребенка рассказ о лестнице, которую спускают с неба ангелы, подавая руку душе умершего.

В последний период жизни Гоголь переживал духовный кризис. Перед смертью он сильно болел. Он умер в 42 года. Накануне, поздно вечером, он громко произнес: «Лестницу, поскорее давай лестницу!», а последними словами, сказанными им в полном сознании, были: «Как сладко умирать!»

Мария Ивановна пережила сына на шестнадцать лет. Она умерла семидесяти семи лет в 1868 году.

Наталья Николаевна была пятым ребёнком из семерых детей Гончаровых. Обстановка в семье была тяжёлой. В имении Полотняный Завод всем распоряжался дед Натальи. Родственникам приходилось терпеть присутствие в доме его любовницы-француженки. Родители Натальи переехали в Москву оставив младшую дочь на попечение деда, который её любил и баловал. Девочка воспитывалась на вольном воздухе огромного парка с 13 прудами и лебедиными парами, плавающими в них. Дедушка, души в ней не чаявший, выписывал для нее игрушки и одежду из Парижа: доставлялись в имение тщательно упакованные коробки с атласными лентами, в которых лежали, закрыв глаза, фарфоровые куклы, похожие на сказочных принцесс, книжки, мячики, другие затейливые игрушки, дорогие платьица, даже маленькие детские шляпки для крохи-модницы по имени Таша. В Заводе девочка прожила ещё около трёх лет. Дед разорил семью: за 40 лет растратил почти 30-миллионное состояние.