Владимир Хрусталев - Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова

«Мне было прекрасно известно, насколько Распутина ненавидели его враги, и о его безопасности я был в постоянном беспокойстве. Для охраны Распутина была организована специальная служба, подчиненная градоначальнику Петербургского охранного отделения генералу Глобачеву.

Дом, в котором жил Распутин, постоянно охранялся агентами полиции. При оставлении Распутиным квартиры его всегда сопровождали агенты охраны. О своих наблюдениях они составляли доклады, которые представлялись начальству. Охрана Распутина была организована по образцу охраны членов Царской фамилии. Для охраны отпускались значительные суммы денег. На охранную службу командировались исключительно опытные и надежные агенты. Я сам также старался не выпускать Распутина из вида» . ( Симанович А. Воспоминания. Рига, 1924)

Мы очутились в маленькой кухне, заставленной всякими запасами провизии, корзинами и ящиками. На стуле у окна сидела девушка, худая и бледная, со странно блуждающим взглядом больших темных глаз.

Распутин был одет в светло-голубую шелковую рубашку, расшитую полевыми цветами, в шаровары и высокие сапоги. Встретил он меня словами:

– Наконец-то пришел. А я ведь собирался было на тебя рассердиться: уж сколько дней все жду да жду, а тебя все нет!

Из кухни мы прошли в его спальню. Это была небольшая комната, несложно обставленная: у одной стены, в углу, помещалась узкая кровать; на ней лежал мешок из лисьего меха – подарок Анны Вырубовой; у кровати стоял огромный сундук. В противоположном углу висели образа с горящей перед ними лампадой. Кое-где на стенах висели царские портреты и лубочные картины, изображавшие события из Священного Писания.

Из спальни Распутин провел нас в столовую, где был приготовлен чай.

Там кипел самовар. Множество тарелок с печеньем, пирогами, сластями и орехами, варенье и фрукты в стеклянных вазах заполняли стол, посередине которого стояла корзина с цветами.

Мебель была тяжелая, дубовая, стулья с высокими спинками и большой громоздкий буфет с посудой. На стенах висели картины, плохо написанные масляными красками; с потолка спускалась и освещала стол бронзовая люстра с большим белым стеклянным колпаком; у двери, выходившей в переднюю, помещался телефон.

Вся обстановка распутинской квартиры, начиная с объемистого буфета и кончая нагруженной обильными запасами кухни, носила отпечаток чисто мещанского довольства и благополучия. Литографии и плохо намалеванные картины на стенах вполне соответствовали вкусам хозяина, а потому, конечно, и не заменялись ничем иным.

Было видно, что столовая служила главной приемной комнатой «старца», в которой он вообще проводил большую часть своего времени, когда бывал дома.

Мы сели к столу, и Распутин начал угощать нас чаем.

Разговор сначала не клеился. Мне казалось, что Распутина сдерживало какое-то недоверие, а может быть, на его настроение действовал и телефон, который трещал без умолку и все время прерывал нашу беседу.

М. Г. чем-то была очень взволнована. Она то и дело вставала, выходила из-за стола, затем опять садилась.

Распутина, помимо телефона, несколько раз вызывали в соседнюю комнату, служившую ему кабинетом, где его ожидали какие-то просители. Вся эта суета его раздражала, он нервничал и был не в духе.

В один из тех перерывов, когда он выходил в столовую, внесли огромную корзину цветов, к которой была приколота записка:

– Неужели это Григорию Ефимовичу? – спросил я М. Г.

Она утвердительно кивнула головой.

В этот момент вошел Распутин. Не обращая внимания на подношение, он сел за стол рядом со мной и налил себе чаю.

– Григорий Ефимович, – сказал я ему, – вам подносят цветы, точно какой-нибудь примадонне.

– Дуры… Все дуры балуют. Каждый день свежие носят, знают, что люблю цветы-то…

Он рассмеялся:

– Эй ты, – обратился он к М. Г., – пойди-ка в другую комнату, а мы тут с ним поболтаем.

М. Г. послушно встала и вышла.

Оставшись наедине со мной, Распутин пододвинулся и взял меня за руку.

– Ну, что, милый, – ласковым голосом произнес он, – нравится тебе моя квартера? Хороша?.. Ну вот, теперь и приезжай почаще, хорошо тебе будет…

Он гладил мою руку и пристально смотрел мне в глаза.

– Ты не бойся меня, – заговорил он вкрадчиво, – вот как поближе-то сойдемся, то и увидишь, что я за человек такой… Я все могу… Коли царь и царица меня слушают, значит, и тебе можно. Вот нынче увижу их да расскажу, что ты чай у меня пил. Довольны будут!