Антон Якименко - Прикрой, атакую! В атаке — «Меч»

А как же с Проскуриным? Как сложилась его судьба? И как отнеслись к нему люди, бывшие его подчиненные, его боевые товарищи?

Я убедился, что всякое горе — а то, что случилось с Проскуриным, иначе не назовешь — вызывает жалость. Я видал ее во взглядах людей, слышал в разговорах о бывшем комэске, я бы даже сказал, о бывшем Проскурине. Его жалели и сочувствовали. Трусость, результатом чего бы она ни была, не может вызывать сочувствия, ни тем более слова поддержки, слова участия, и Проскурин — герой, уважаемый, почитаемый ранее летчик, — растворился среди людей, стал незаметным, а потом и чужим в коллективе.

А чужим он стал потому, что здесь же, в полку, находился Агданцев как живой пример героизма и неистовой духовной силы. Каждый невольно их сравнивал, Агданцева и Проскурина. И жалость к Саше Агданцеву, лицо которого бугрилось сплошными рубцами шрамов, к его обожженным, скрюченным пальцам прошла, уступила место глубочайшему уважению, а жалость к Проскурину постепенно сменилась отчужденностью, не броской, не контрастной, но все же заметной.

Я видел, что ему тяжело, что служба у него не пойдет, и попросил командира дивизии о переводе его в другую авиачасть, подальше от нашей, и Проскурин вскоре уехал. Лет через пять или шесть после войны мы встретились в одном из военных училищ. Я думал, что он на меня в обиде, но, увидев неподдельную радость в его глазах, успокоился: человек нашел в себе силы летать и летает, учит курсантов, приносит большую пользу. Я посмотрел на его ордена — три ордена Красного Знамени — и подумал о том, что он, очевидно, в авторитете.

Ну что ж, тем лучше. И для него, и для тех, кого он обучает. А то, что случилось под Будапештом, тень на ордена не бросает, он заслужил их значительно раньше, заслужил в жестоких воздушных боях.

Наши войска устремились через Карпаты. Видно, война подходит к концу, Австрия и Чехословакия вот — вот отвернутся от фашистской Германии, но немцы дерутся упорно, не хотят терять сателлитов и, вполне очевидно, ждут, когда подойдут наши союзники — американцы и англичане — и раньше нас захватят Прагу и Вену. Немцы боятся их значительно меньше, чем нас. Так мы думаем, а вскоре и убедимся.

Противник остановился под Братиславой, уперся, но продержался недолго. Вскоре его опрокинули, и в прорыв вошла подвижная конно-механизи — рованная группа генерала Плиева — наши подшефные войска. Работать с ними непросто. Они растянулись на сто километров (попробуй прикрыть!), а лошадь на фронте — самая уязвимая цель. Кроме того, солдаты хотят, чтобы мы висели точно над ними и гудели своими моторами, а начальство, уважая их просьбу, требует, чтобы мы именно так и делали.

Но это чисто психологическое и довольно обманчивое впечатление: видеть над собой самолеты и думать, что они тебя защитят. Мы делаем так: выходим вперед, к переднему краю, там встречаем фашистов, там заставляем сбрасывать бомбы. И отважное войско Плиева хоть и не видит нас, но зато и не видит немецкие самолеты.

Бои над землей идут непрерывно. Завязавшись еще на рассвете, утихают только под вечер. Моя особая группа частью сил летает по графику, прикрывает войска, а частью — по вызову с линии фронта, для отражения налетов вражеской авиации. А так как вызовы следуют один за другим, то полк на земле почти не бывает. Летчики делают по пять — шесть вылетов в день. От неимоверной усталости спасает только одно — малый запас «горючки». Пока техники хлопочут возле машин, летчики хоть немного, но отдыхают.

В воздух уходит группа лейтенанта Егорова — вызвали с линии фронта. Егоров теперь командир эскадрильи, назначен вместо Проскурина. Совсем молодой летчик. Он окончил училище в мае прошлого года, но дерется уверенно, смело, награжден орденами Красного Знамени и Отечественной войны и вполне соответствует этой большой, ответственной должности. Помню, как Егоров легко и свободно освоил Як-3. Глубоко изучил, сдал зачеты и, выполнив два полета по кругу и в зону, стал помогать своим летчикам как консультант. А в первом бою на Як-3 уничтожил «фоккера». Тот «Фокке-Вульф» был уже не первой машиной, сбитой Егоровым, и оказался не последней. А теперь, слушая радио, я представляю, как восьмерка Егорова, встретив шестнадцать ФВ-190, с ходу вступила в бой, сбила три самолета, остальных разогнала.

Подошла еще одна группа фашистов — и бой вспыхнул опять, с новой силой. Слышу Егорова, руководившего боем. Слышу командира звена Коновалова. Но вот кому-то крикнули: «Прыгай», и командовать боем стал Сергей Коновалов. Все ясно: сбили Егорова.