Таким образом работа заговорщиков охватывала лишь очень узкий слой солдат, который при самых благоприятных обстоятельствах не мог сделать больше того, как создать условия для своей перебежки к партизанам, но отнюдь не мог ставить себе задачу свержения белогвардейской власти, о чем мечтали никольские товарищи. Работа заговорщиков все же могла бы дать существенные результаты, если бы не следующий случай. При каких-то странных обстоятельствах начальнику гарнизона полковнику Ивецкому попадает сумка Чемеркина, в которой была переписка с партизанами. Ничего не подозревавший Чемеркин был вызван в штаб Ивецкого и тут же арестован. Все искусство контр-разведки, весь арсенал приемов-пыток были пущены в ход, чтобы принудить Чемеркина дать показания, разоблачающие всех участников организации. Чемеркина сначала пороли шомполами, казачьими нагайками, — эти пытки не сломили его воли: он отказывался давать показания. Тогда к нему применили более «совершенное» орудие истязания. Его положили в специально приготовленную кровать, на плотно сколоченных досках которой густой щетиной были вбиты гвозди. Она была сделана так, что могла качаться в обе стороны наподобие детской качалки. Раздетого донага Чемеркина стали укачивать на этой кровати, которая вполне могла бы конкурировать со сказочным разбойничьим «прокрустовым ложем». Герой выдержал около часа жесточайших страданий, но все-таки не сдавался. Бандиты теряли голову. Они видимо впервые встретили человека, так стоически переносившего эту пытку, которую они сами применяли лишь в особых случаях. Без сознания, с разорванными кусками тела, безобразно изуродованный, Чемеркин наконец был снят с кровати. Но изобретательность офицеров нашла еще более жестокий, хотя по своей грубости и более примитивный, способ пытки: раны, которыми было сплошь покрыто тело Чемеркина, посыпали солью и затем на живот положили кучку пороху и зажгли. Чемеркин начал бредить, звать своих друзей, называть целую серию имен. Это были первые слова, которые произнес Чемеркин за все время своих страданий, но они сами по себе ничего не могли дать озверелым бандитам.
Дело кончилось тем, что Чемеркин был расстрелян на городской площади. Казнь была обставлена торжественно. Начальник гарнизона Ивецкий собрал на площадь все воинские части, население города; дома были украшены национальными флагами. Так как гарнизон к тому времени уже внушал некоторые сомнения в своей преданности контр-революционному режиму и в решительную минуту мог выйти из подчинения генералам и отказаться от стрельбы по революционеру, то полковник Ивецкий должен был принять и некоторые меры предосторожности: все сопки и удобные позиции вокруг городской площади предусмотрительно были заняты японцами и офицерскими частями с пулеметами и артиллерией на случай внезапного мятежа гарнизона. Ивецкий произнес патриотическую речь, рассказал собравшимся о зловредной, предательской по отношению к «родине» роли Чемеркина, который обессиленный и измученный стоял тут же на виду у всех собравшихся, привязанный к столбу. Затем «оратор» собственноручно застрелил революционного героя. Чемеркин на вопрос Ивецкого, что он хотел бы сказать перед казнью, собрал весь остаток своих сил и, при затаенной тишине всех собравшихся, слабым голосом прокричал: «Да здравствует советская власть!» Дальнейшие слова Чемеркина были заглушены барабанным боем, и пуля, пущенная Ивецким, прервала навсегда нить жизни героя-мученика.
Один из арестованных по делу Чемеркина, — юнкер, фамилию которого нам не удалось сохранить в памяти, — выдал и дядю Костю. С последним поступили так же. Дядя Костя с пролетарским мужеством, так же как и Чемеркин, прошел все стадии истязаний и перед тем, как офицеры собирались поднять его на блоках к потолку, чтобы потом с высоты в четыре метра плашмя бросить на асфальтовый пол, решился бежать. Он бросился в окно, выбил своим сильным телом две рамы и со второго этажа здания контр-разведки прыгнул на улицу. Отделавшись, видимо, незначительными ушибами, он голый побежал по улице. На одной из улиц города он набежал на группу офицеров, которые сообразили, в чем дело, и застрелили дядю Костю.
Такой кровавой развязкой закончилась смелая попытка товарищей привлечь на нашу сторону ослепленные реакционной агитацией, зажатые в тиски террора солдатские массы. Двое из уцелевших заговорщиков бежали к партизанам; один из них — товарищ Андреев — после стал командиром партотряда и погиб в 1920 году: белые его живым бросили в паровозную топку.
Читать дальше