Таких героев, «рассудку вопреки, наперекор стихиям» сокрушающих с легкостью полчища вооруженного до зубов врага, изобразил т. Степан Серышев в своей статье, помещенной в сборнике Истпарта «Революция на Дальнем Востоке». Другой автор — т. Яременко, описывая в журнале «Пролетарская революция» (№ 7 за 1922 год) события в Приморьи, дает совершенно нелепый «эскиз» партизана. Фантазия т. Яременко, на манер суздальских богомазов, разрисовывает партизана в таких красках: «Одетый как-нибудь, во что-нибудь, с берданицей или старой трехлинейкой, хорошо если при 25 патронах, с у х о й о т г о л о д а н и я, ж е л т ы й о т м а л о к р о в и я, терпящий все (?), идущий на смерть (почему не на победу?) с берданкой против пулеметов». Забыв далее про намалеванный эскиз «сухого» и «желтого» партизана, который в изображении нашего художника больше похож на изможденного постом и воздержанием монаха, чем на пролетарского бойца, автор в другом месте рисует партизана живым, жизнерадостным, «смело и гордо идущим по девственным горным лесам, быстро взбираясь на высокие сопки и распевая любимые песни свободы».
Эти две противоречивые цитаты из «трудов» т. Яременко говорят сами за себя, свидетельствуя о степени серьезности его подхода к делу.
А т. Серышеву мы задаем вопрос: где же у вас героизм масс, класса? Партизаны бродят у вас по тайге как бессильная толпа, напоминающая собой библейские стада баранов, покинутых пастырем. У вас, т. Серышев, одни голые герои, а около них, этих сверхчеловеков или средневековых витязей (как их рисуют историки типа Рождественского), очевидно сохранившихся до наших дней, толкутся смерды, безвольные толпы черни… Так писать нельзя. Впрочем так и мыслить едва ли можно.
Мы ничуть не думаем затушевывать светлые образы действительных героев революции: порукой тому — посвящение нашей скромной работы подлинному революционеру, организатору и вождю рабоче-крестьянских вооруженных сил — т. Лазо; но всех бывших командиров партизанских отрядов и других работников возводить в степень «легендарных героев», «вождей, людей великого ума и знания военного дела» [10], — это значит заведомо извращать историю, это значит создать ложное представление о великой эпохе, о грандиозном социальном сдвиге, о таком процессе, в котором главной действующей силой и источником героических побед над классовым врагом был коллектив, сами массы, выделяющие из себя своих руководителей. Недаром к «трудам» одного из этих авторов — С. Серышева имеется масса подстрочных примечаний, поправок т. О. Сомова, с указанием то на неправильное, то на субъективное освещение тех или иных событий на Дальнем Востоке. Тов. Яременко в своем «дневнике» тоже преподнес такие вымыслы о приморских событиях, о партизанстве, что прямо-таки диву даешься, насколько надо быть бесцеремонным, чтобы, так исказивши действительный ход движения, преподнести его читателям, тем более через партийный орган, да еще в виде дневника. Так, автор пишет об Ольгинском съезде трудящихся в 1919 г., что он закрылся в дни 3—6 июня (дата дневника), прилагаемая же резолюция съезда по текущему моменту помечена датой 29 июня, а декларация 3 июля. Невольно задаешь вопрос: где писался «дневник» — в Приморьи или в Москве? Организацию Ольгинского ревштаба Яременко относит к осени 1918 г., тогда как Ревштаб организован в марте 1919 г.; имеется масса и других извращений, в которых нет надобности рыться здесь. Не желая следовать по стопам указанных авторов, мы преследуем одну цель — дать подлинную картину событий, со всеми их положительными и отрицательными сторонами, с описанием не только добродетелей, но и пороков отдельных товарищей, занимавших ответственные посты в деле руководства движением. Мы руководимся лишь тем желанием, чтобы наша партия, изучающая опыт гражданской войны, ее методы и организацию, могла иметь под руками правдивый материал, а не различные досужие измышления. Разве всегда и во всем шло гладко партизанское движение? Нет, этого не было. Среди руководящего состава были такие товарищи, которые не вполне понимали задачи и пути классовой борьбы, не считались с волею коллектива, иногда болезненно проявляли излишний субъективизм и не чувствовали себя достаточно ответственными за собственные поступки, порой создавая такую обстановку, когда, при известных упущениях, революционное партизанское движение могло бы превратиться в подлинную атамановщину, махновщину. Надо сказать: «да, было и так». И образец таких потенциальных зародышей батьковщины, о которой никто из приведенных авторов ни словом не обмолвился, мы и намерены передать нашим читателям.
Читать дальше