Вольдемар Балязин - Романовы. Семейные тайны русских императоров

А в это время Николай II, еще не зная обо всем происшедшем, до трех часов ночи беседует с генералом от инфантерии Н. И. Ивановым и поручает ему подавить восстание, возглавив батальон георгиевских кавалеров. Командующий Гвардейским корпусом Великий князь Павел Александрович отлично понимает, что у него нет сил противостоять революции, а царь и Иванов надеются прекратить беспорядки силами одного батальона…

Следующий день принес Николаю прозрение: его царский поезд, дойдя до Малой Вишеры, повернул назад, так как станции Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Не оставалось ничего иного, кроме как доехать до Пскова, где находился штаб командующего армиями двух фронтов — Северного и Северо-Западного — генерала от инфантерии Н. А. Рузского.

В штабе Рузского Николая ждали телеграммы о восстаниях в Москве, на Балтийском флоте и в Кронштадте, а потом в течение нескольких часов пришли телеграммы от всех командующих фронтами, и все они, кроме генерала А. Е. Эверта, командующего Западным фронтом, высказались за отречение Николая от трона. Это произошло после того, как начальник штаба Верховного Главнокомандующего, генерал М. В. Алексеев, получил от Рузского телеграмму, что Петроградский Совет и Временный комитет Государственной думы требуют отречения царя от престола, и он просит сообщить мнение об этом командующих фронтами. Среди этих телеграмм оказалась и депеша от командующего Закавказским фронтом Великого князя Николая Николаевича… Прочитав телеграмму «дяди Николаши», царь сказал:

— Я принял решение. Я отрекусь в пользу Алексея.

А потом, после долгой паузы спросил своего врача — долго ли проживет Алексей? И когда тот ответил отрицательно, Николай решил передать права на трон своему брату Михаилу.

Вечером 2 марта в Псков приехали председатель Военно-промышленного комитета А. И. Гучков и член Временного комитета Государственной думы В. В. Шульгин, уполномоченные принять из рук Николая II документ об отречении от престола.

Сохранились воспоминания Шульгина о том, как проходило отречение. «Государь сидел, оперевшись слегка о шелковую стену, и смотрел перед собой. Лицо его было совершенно спокойно и непроницаемо. Я не спускал с него глаз… Гучков говорил о том, что происходит в Петрограде. Он не смотрел на государя, а говорил, как бы обращаясь к какому-то внутреннему лицу, в нем же, в Гучкове, сидящему. Как будто бы совести своей говорил.

Когда Гучков кончил, заговорил царь. Совершенно спокойно, как о самом обыкновенном деле, он сказал: „Я вчера и сегодня целый день обдумывал и принял решение отречься от престола. До 3 часов дня я готов был пойти на отречение в пользу моего сына, но затем я понял, что расстаться с моим сыном я не способен…Вы это, надеюсь, поймете. Поэтому я решил отречься в пользу брата“. Затем он сказал:

— Наконец я смогу поехать в Ливадию.

…Он отрекся, как командование эскадроном сдал».

Николай II отрекся от престола и за себя, и за цесаревича в пользу своего брата Михаила, записав в эту ночь в дневнике: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!»

3 марта он приехал в Могилев и здесь узнал, что Михаил не принял корону и отрекся от царского сана.

4 марта к Николаю в Могилев из Киева приехала его мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Последующие три дня прошли в долгих беседах и чаепитиях. 8 марта Николай подписал последний приказ по армии, тепло простился со всеми чинами ставки, с офицерами и казаками лейб-конвоя и Сводного казачьего полка, с матерью, которая должна была после отъезда сына вернуться в Киев, с Великими князьями, оказавшимися в то время в ставке, и уехал в Царское Село.

9 марта он записал в дневнике: «Скоро и благополучно прибыл в Царское Село — в 11 1/2 ч. Но, Боже, какая разница — на улице и кругом дворца внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошел наверх и там увидел душку Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все лежали в темной комнате…

Погулял с Валей Долгоруковым (гофмаршалом двора. — В. Б. ) и поработал с ним в садике, так как дальше выходить нельзя!»

…И с этой самой поры и до близкой уже смерти «дальше выходить нельзя» стало для всех них обязательным и нерушимым каноном, ибо с этого самого дня они стали арестантами…

На этом закончилась 305-летняя история Российского императорского дома, а дальше для одних начался путь на Голгофу, а для других на чужбину. Но это уже совсем другая история…