Вольдемар Балязин - Пожар (Браки Романовых)

Вольдемар Балязин

Браки Романовых с немецкими династиями в XVIII - начале XX вв.

Пожар

После вступления Петра III на трон распущенность нравов при дворе стала всеобщей. М. М. Щербатов писал: "Не токмо государь, угождая своему любострастию, тако благородных женщин употреблял, но и весь двор в такое пришел состояние, что каждый почти имел незакрытую свою любовницу, а жены, не скрываясь ни от мужа, ни от родственников, любовников себе искали... И тако разврат в женских нравах, угождение государю, всякого рода роскошь и пьянство составляло отличительные черты и умоначертания двора, оттуда они уже разлилися и на другие состояния людей...".

Все это происходило на глазах сотен свидетелей, и не только не прикрывалось, не пряталось от них, но, напротив, нагло выпячивалось, демонстрировалось с откровенной бравадой и дерзким вызовом.

Особенно гордился и хвастал своими многочисленными победами сам император, сообщая о них с особым удовольствием собственной жене. Что же касается Екатерины, то она свою связь с Григорием Орловым хранила в глубочайшей тайне. И эта тайна становилась тем сокровеннее, чем ближе подходили роды. И, таким образом, Екатерина представала перед двором чистой и нравственной страдалицей, а Петр Федорович выглядел этаким козлоногим сатиром, сексуальным маньяком и беспробудным пьяницей.

Однако же в доме банкира Кнутцена скрывалась не только эта тайна. Григорий Орлов и два его брата, Алексей и Федор, все чаще стали поговаривать о том, что престол должен принадлежать Екатерине и надобно от слов переходить к делу - готовить гвардию к новому перевороту.

Настроения такого рода не были неожиданностью или же новостью для Екатерины.

Еще в декабре 1761 года, когда дни Елизаветы Петровны уже были сочтены, с нею доверительно поговорил воспитатель Павла Петровича, граф Никита Иванович Панин. Он сказал Екатерине, что Петра Федоровича следует отрешить от наследования трона, короновав его малолетнего сына, и поручить регентство ей, Екатерине. А в день кончины Елизаветы Петровны к ней приехал капитан гвардии, князь Михаил Иванович Дашков, женатый на племяннице Н. И. Панина - Екатерине Романовне Воронцовой, родной сестре фаворитки Петра Елизаветы, - и сказал: "Повели, мы тебя взведем на престол".

Тогда Екатерина отказалась, понимая, что такого рода предприятие не совершается экспромтом и его следует тщательно и надежно подготовить. Однако, мысли об этом не оставляли ее ни на минуту, так как Екатерина понимала, что у нее нет выхода: Петр III либо заточит ее в тюрьму, либо насильно пострижет в монастырь, чтобы вслед затем немедленно жениться на Елизавете Воронцовой и вместе с нею короноваться на царство.

А вместе со всем этим время шло, роды приближались и Екатерина сильно опасалась, что Петр Федорович узнает об этом, так как она боялась, что при родах станет кричать, и дворцовые слуги или придворные тотчас же донесут о случившемся императору.

В начале апреля 1762 года Екатерина почувствовала, что роды совсем близки и поделилась своими опасениями с одним из наиболее доверенных слуг Василием Григорьевичем Шкуриным.

Во дворец принимали мужчин и женщин "статных, лицом пригожих и взору приятных", по пословице: "Молодец - хоть во дворец", и Шкурин полностью тому соответствовал.

Когда Екатерина приехала в Петербург, он служил истопником в ее апартаментах в Зимнем дворце и с самого начала сумел завоевать ее симпатии и доверие. Шкурин свято хранил тайны своей госпожи, особенно потворствуя ее роману с Григорием Орловым.

За несколько дней до родов Екатерина сказала Шкурину, что боится, как бы из-за ее крика Петр Федорович не узнал об этой тайне. На что Шкурин, бывший в то время уже не истопником, а камердинером, сказал:

- Чего бояться, матушка? Ты уж дважды рожала. Родишь и в третий - дело бабье. А что касаемо до государя, то я так сделаю, что его в тот момент во дворце не будет.

- Не много ли на себя берешь, Вася? - усомнилась Екатерина. - Петр Федорович все же император, а кто - ты?

- Не сомневайся, матушка. Как я сказал, так тому и статься, - ответил камердинер.

На следующее утро Шкурин пришел во дворец со своим двенадцатилетним сыном Сергеем, и сказал Екатерине, что приехали они сюда о двуконь, и кони их стоят рядом с дворцом, у коновязи возле кордегардии, на Миллионной улице.

- Сына, матушка я оставлю здесь, а ты вели ему постелить где-нибудь в соседней комнате. И как тебе пристанет, как почувствуешь, что вот-вот начнется, скажи ему, что он-де более тебе не надобен, и пусть скачет домой, поелику можно быстрее, и о том мне скажет. А я знаю, как свое дело делать.