Доходя до крайней степени отчаяния, он 11 июля приводит еще более убедительные, по его мнению, государственного значения доводы. 'Обложившие Порт-Артур японские мины ставили эскадру в положение парусного флота против парового”. И совсем нечего думать о сохранении эскадры, так как “потерянные суда можно построить”, а потеря Порт-Артура нанесет “славе и престижу России больший удар, чем потеря всей эскадры, а поэтому всю ее без остатка израсходовать на оборону Крепости”. Этот во всем покорный своему властителю службист потоком жалкой демагогии пытался внушить Е.А. Алексееву всю никчемность задачи прорыва эскадры во Владивосток.
Казалось бы, не должно было оставаться иного выхода, незамедлительно устранить от командования впавшего в маразм адмирала. На его место могли быть назначены Н.О. Эссен, Н.А. Матусевич или тот же, успевший заслужить репутацию храброго воина, Р.Н. Вирен. Этого безоговорочно требовали задачи ведения войны на море. Но Е.И. Алексеев, связанный с В.К. Витгефтом какими-то, видимо, особо доверительными отношениями, продолжал его уговаривать, как малое дитя. Возможно, он пе хотел признаваться перед собой в роковой ошибке, — назначении по собственному выбору столь никчемного человека.
О том, что произошло 28 июля 1904 г., автор обстоятельно говорил в книге (“Цесаревич”, ч I, СПб, 2000, с. 68–101). Гремучая смесь трусости и холопской исполнительности (Вильгельм Карлович без раздумий отвергал все поступившие здравые советы, включая и предложения И.К. Григоровича оставить в Порт-Артуре связывающие эскадру тихоходные “Полтаву” и “Севастополь”) привели к неизбежному роковому результату. Эскадра как боевое соединение перестала существовать, а ее остатки, вернувшиеся в Порт-Артур, всецело оказались во власти с новой энергией взявшихся за свое предательское дело “пещерных адмиралов”.
К ним — вот еще одна загадка природы — присоединился Р.Н. Вирен. Да, да, тот самый лихой командир героического “Баяна”, которого император поспешил произвести в контр-адмиралы и утвердил в должности командующего того, что осталось от эскадры — начальником отряда броненосцев и крейсеров”.
Он и продолжил дело разоружения флота.
Бедственное положение эскадры, потерявшей интернированными лучший свой броненосец — “Цесаревич”, два крейсера, 4 миноносца и погибшими крейсер “Новик” и миноносец “Бурный”, усугублялось потерей второго за войну состава штаба. Кроме Н.О. Эссена, не осталось никого, кто мог бы настаивать на сохранении кораблей и их прорыве во Владивосток для соединения с готовившейся на Балтике 2-й Тихоокеанской эскадрой.
“Баян”, не подозревая об уготованной ему участи, как мог пытался помочь обороне, но положение его становилось все безысходнее. Фактически, выбывший из состава эскадры, с легкостью преданный делавшим свою карьеру прежним командиром, “Баян” оказался беззащитен перед лицом безраздельно воцарявшегося в эскадре синдрома севастопольской обороны.
Об этом вредоносном, но стыдливо замалчиваемом в истории синдроме с полной ответственностью в своем ныне забытом исследовании, с болью в сердце писал в 1910 г. Н.Л. Кладо - Нельзя безнаказанно для военного согласия возвеличивать свои поражения, и в известной степени возвеличение Севастополя привело к Порт-Артуру, а возвеличение Синопа — к Цусиме, как возвеличение отечественной войны 1812 года привело к “отступлению” и терпению в маньчжурской компании. Надо отдать справедливость “героям”, наградить их и оценить их заслуги, но нельзя возводить в культ эпоху, характерная черта которой — военная отсталость и военное невежество. Именно за таким культом пропадают те причины, которые привели к поражению (подчеркнутое — курсивом Н.Л. Кладо), и тем самым затрудняется возможность ясного сознания и устранения этих причин”.
Но на “Баяне” думать об этом мешали совсем новые, не располагавшие к героике заботы. Так с 14 мая по 27 июля корабль, как и все другие, должен был (вместо организации специальной службы) нести особую тральную повинность. В эти дни в работах по тралению на рейде под руководством капитана 1 ранга Н.К. Рейцеиштейна (1854–1916) участвовали командир капитан 1 ранга Р.Н. Вирен, лейтенант Н.А. Подгурский (1877-?), переведенный в конце осады на “Расторопный” мичман К.В. Шевелев (1881–1971, Сан-Франциско), мичманы Ю.Л. Лонткевич (1881–1940, Львов), А.А. Бошняк (1882-?), A.M. Романов (1882-?), П.М. Соймонов (1884–1958, Париж), прапорщик Алмазов. В большинстве они прибыли на корабль только с началом или в ходе войны. От кают-компании первоначального состава, принимавшего корабль в Тулоне и совершавшего океанский поход, на “Баяне” оставались уже единицы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу