Даниил Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Где же она правда-то, ежели мы ее своим кровным детям передать не могим?

Митя, мой сын, моя кровь… што я из грязи на солнце выволок, он мне судья… и ежели не пойдет на мои слова – осудит!.. И как еще осудит: а надо будет – может и казнить! потому решимости в ем хватит, моя кровь.

Вот!

Маленький боле с Папой; што все поэтому видят, што он ближе к Отцу, чем к Матери, которой не доверяют. Говорилось и еще разное. Ну, как уж у всех, от разговоров голова кругом идет, то и порешили помене прислушиваться. Да и Папа дал [великой княгине Марии Павловне-старшей] 27отпор, заявив, што ему надоели слухи из княжеских дворцов.

Великая княгиня Мария Павловна заобиделась и вскорости уехала.

А в то время Маленький чего-то заскучал и стал подоле оставаться с Папой.

И случилось это, што, поев каштаны, он пожаловался на тошноту. Пока ему принесли питье – с им стали судороги.

Когда бросились к Папе, Его не было. Вызвали. Но с Папой в моторе стало плохо. В продолжение двух часов положение было очень тяжелое, но Папа при виде Маленького переборол себя. Сказывали, што испуг Его излечил…

Прошло страшных три часа, после которых сказали, што они спасены.

Маленькаго спасло то, што испуганный Деревенько (Деревенько – матрос, следящий за Алексеем. – Д. К., И. Л .) сильно встряхнул его, вызвав рвоты.

Разследование показало следы яда в каштанах. Кроме их двоих, никто не пострадал.

Виновных не оказалось.

Были аресты в поварской части. Ни к чему не привели.

Мама об этом узнала уже там. Выехать Она решила внезапно, почувствовав каку-то особую тоску. С этой поры она особенно боится дворец великой княгини Марии Павловны.

И когда с Ей был припадок, то она все как в бреду испуганно: «Оттуда, оттуда огонь!»

Кто же виновен в этом диком покушении?

Те, кому мешает Маленький…

Те, которые говорят: дать новаго царя – мало… Надо новую ветку!

Старое – долой с корнем!

А говорят так многие. Говорят близкие. А к им не подступиться. Вот.

Уж до чего моя Аннушка от бабьяго отошла, а тут и она сплошала. Может, моя была ошибка, што ей сказал до времени, только вышла чепуха. Раструбили до времени, и птичка из гнездышка вылетела. Вот.

А было такое: отсель подкатилась одна подблядюга. Не иначе, как ее направили Великие князья. Они такое любят. Чуть што опустили возжи – они сразу подсунут бабу. У бабы пальцы цепкие – скорей за кончик поймает.

Ну вот и послали они поближе к Ставке 28такую шкуру: ее Солд… звать. А так полагаю, што она просто подстилка. Ну вот и поселилась она там, штоб Папу заманить. Ей известно, не Он нужен, и без Яго кобелей хватает, – все же нужен Он. И пустили в ход эту граблю беззубую.

Как Он около Маленькаго, то может за для ради игры… Папу туда повести к ей. А она уже такая, што бьет без промаху.

А Папа, хоча Он и не то… штоб блядовать охочь, а ежели што – легкий. Особенно ежли от Мамы подале. Ну, Он – Ей, Маме-то, завсегда верный. То, што попало под руку – возьмет, да сразу и позабудет. Нет того, штоб, как другие, связаться. Нет, он по сему делу – мужик крепкий: жена – для покою, для совета, для любви, а всяка шваль, пьянная погань – проглотил и выплюнул, да еще ногой растер. Вот.

На это он – крепкий. И я не того боялся, што эта поблядюшка Его к рукам приберет, от Мамы оторвет. Нет, врешь, этого не будет. А только не хотел, штоб он с ей путался, пока я отсель не узнаю, кем и за для чего ее туда послали. Так и сказал Аннушке, а она возьми да и шепни Маме. Ну и пошла, поехала.

Мама, хоча и очень на сей предмет крепкая, одначе и ей женское всего ране в голову ударить. И тут уже Она не Царица и большая умственница, а только – баба. И по-бабьи действует.

Так и тут вышло: недослушав до конца, сделала как раз то, чего не надо. Написала Папе жалостное письмо и еще прибавила, што ежели ты меня любишь, то гони эту шваль подале! Папа так и сделал. Прогнали к черту! А вышло это неладно и нескладно: когда ее туда послали, то, как это теперь уже выяснилось, могли при ей устроить такой кружок, где Папу в два счета… Это заговор был очень тонкий: все бы обделали в пьяном кружении. Вместе с Папой должен был попасть и Н. П. [Саблин] 29, который унес бы с собою в могилу всяку связь меж Папой, то исть Ставкой, и Мамой, што работает здесь. Покончив с Папой, компания надеялась тут Маму взять измором, так как в народе пошел бы слух, што Папу ухлопал Мамин дружок, который вместях с Им погиб. А ежели так, то Маме суд короткий: далекий монастырь, а то и похуже. Вот.