Лев Лурье - Ленинградский фронт

В Никольской церкви сделали нары, поставили две печки из бочек, два солдата постоянно топили их. Зима была страшно суровая — минус 40 градусов. Люди с другого берега Ладоги приезжали замерзшие, чтобы отправить их в дальнейший путь, надо было сначала обогреть. А потом они ехали дальше.

Все, что доставляли с Большой земли, разгружали в Заборье, а потом везли сюда, в Кобону. Дорога — 308 километров, путь длинный и тяжелый, поэтому за две с половиной недели проложили в Кобону железную дорогу. В войну по ней привозили грузы, на берегу Ладоги разгружали, сажали в теплушки эвакуированных и везли в Лаврово, Волхов, Тихвин, Вологду. После войны дорогу разобрали.

Немец постоянно обстреливал. Взрывались бомбы и снаряды. Лед кололся, машины выходили на этот отколотый лед и часто переворачивались. Бывало, что вместе с людьми, ведь даже водитель, который видел всю обстановку, и то не успевал иногда выпрыгнуть, уходил под воду.

Мне тогда было 11 лет и нас, детей, обязали приходить с саночками и подвозить вещи эвакуированных. Их высаживали на Ладоге, мы брали их вещи и везли в эвакопункт, в церковь. Они сами нести свои пожитки не могли, были совершенно беспомощные. Помню, весной, когда началась грязь, один мужчина не смог без помощи из грязи выйти — не было сил поднять ногу. Его вытаскивали. Первое время их пытались накормить хорошо, давали, например, пшенную кашу с жиром каким-то. Но оказалось, что для них это смертельно. Их кормили горячим обедом, специальным и понемногу. Давали сухой паек, шоколад, сгущенное молоко.

А еще очень хорошо запомнилось, когда в Кобону пришли части из Сибири. Они все были в новых белых полушубках, сапогах или валенках. Были похожи на медведей — сильные, рослые и не оголодавшие. Их привезли в Войбокало ночью, а немец находился рядом. Так они там все передние рубежи противника вырезали без всякой артподготовки, без стрельбы. Они были хорошо подготовлены. Потом их перевезли на Ленинградский фронт.

У меня папа умер в Ленинграде в блокаду. Мама перешла пешком через Ладогу. А мы, дети, жили здесь с самого начала лета у бабушки. Страшно было, потому что бомбили постоянно, и спасались мы только в окопах. Большого голода здесь не было — это все-таки сельская местность, есть картошка. За то, что мы возили вещи эвакуированных, нам давали продуктовые карточки.

Прикот Сергей

К весне 1942 года, к открытию навигации, флотилия выглядела более мощной, чем осенью 1941-го. Осенью грузились в основном не у причала, а через вспомогательные средства. Канлодки привозили грузы, переваливали их на мелкосидящие баржи, и те уже подвозили груз к причалу в Осиновце. Вся погрузка-разгрузка совершалась руками матросов. Это было тяжелейшим физическим испытанием для команды. Зимой отстроили причалы, дорогу к ним, создали специальные рабочие батальоны, стало легче. Порт Кобона принципиально отличался от Осиновецкого порта. Прямо к причалу подходила железнодорожная ветка, причем по земле, а не по каким-то шатким сваям, как в порту Осиновца. Так было значительно легче работать, и не накапливался груз на причалах.

90 % эвакуированного населения проходило через Осиновец. Командировочные, больные, раненые шли через Морье. В поселке Борисова Грива располагался эвакопункт — гражданская организация.

В 1941 году я учился на курсах переподготовки командного состава в училище Фрунзе, в группе военных комендантов. Группа была небольшая, часть умерла, пока мы учились, к апрелю 1942 года осталось человек 15. Прошли мы комиссию, из группы отобрали пятерых, меня в том числе, для работы военными комендантами и отправили пешком на Ладогу.

Порта Осиновец как такового в то время не было. Было несколько жалких рыбацких пирсов на шатающихся сваях. Один — в Осиновце, другой — в Морье, третий, более или менее фундаментальный, у Гольцмана. Вода, камни и сплошной лес сосновый — так выглядело побережье. Был маяк, конечно. У маяка — домик, где гидрометеослужба размещалась. Осиновец — небольшая деревушка из 3–5 деревянных крестьянских домиков. Вокруг никаких населенных пунктов.

Я прибыл туда 4 мая. Комендатура военная, которая отвечала за разгрузку, фактически распалась. Еще в 1941 году, когда немцы утопили две баржи с мукой и зерном, военного коменданта арестовали. Вместо него работал дежурный комендант из воинской части. Комендатура располагалась в землянке. Утром я увидел, что бурно идут строительные работы. Забивали сваи, настилали причалы.