Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе - Навстречу Восходящему солнцу - Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

Через пять лет, когда русские войска захватили регион после подавления восстания местных жителей, один дипломат рискнул предположить, что «принципиальное решение» занять Маньчжурию было принято в 1896 г. (когда был подписан контракт на постройку дороги) {735} . [127]Нет сомнений в том, что военные действия могли и не произойти, если бы не начало работы над железной дорогой Витте; имея на этой территории железную дорогу, Петербург не мог больше игнорировать какие-либо угрозы для такого массивного вложения русской рабочей силы и финансовых средств. В равной мере очевидно и то, что министр финансов не думал об аннексии китайской территории, когда брался за проект. Генерал Симанский более точно характеризует намерения Витте: «Начиналось мирное завоевание Маньчжурии… Вместо винтовки сибирского стрелка здесь начинали свою работу циркуль и кирка инженера, вместо командующего войсками — министр финансов» {736} .

Через некоторое время после революции 1917 г. бывший служащий российской миссии в Пекине вспоминал события апреля 1895 г. «Мы посеяли ветер, — мрачно заключал он, — и теперь мы неизбежно пожинаем ураган» {737} . Он имел в виду, что вмешательство царского правительства в заключение Симоносекского договора положило начало цепи событий, которые привели к катастрофической войне с Японией 1904-1905 гг., к Первой мировой войне и в конечном итоге — к свержению династии Романовых. Хотя дипломат в отставке и сгущал краски, он был прав, подчеркивая значение возглавленного Россией демарша.

Самым важным событием в отношениях России с Западом в последнее десятилетие XIX в. было заключение альянса с Францией. В течение нескольких лет после Симоносекского договора казалось, что столь же важное объединение, возможно, формируется и на Востоке. В значительной степени благодаря усилиям Сергея Витте и Ли Хунчжана, Романовы и Цины образовали партнерство, которое последним обещало защиту, а первым экономические и стратегические выгоды. Азиатский альянс имел смысл до тех пор, пока Россия сдерживала свои территориальные аппетиты, и какое-то время статус Петербурга в Китае не имел равных.

По правде говоря, большинство китайских политиков рассматривали договор как временную уловку с целью сохранения Срединного царства от раздела еще худшими варварами {738} . И все же это было эпохальное событие. Заключение официального оборонительного пакта было беспрецедентным в китайской истории, подобно тому как в Нерчинске два века назад император Канси соблаговолил впервые заключить договор на равных с другой державой.

Год 1895-й также ознаменовал начало десятилетия настойчивого интереса, иногда граничащего с одержимостью, к событиям на Дальнем Востоке в высших кругах петербургского двора и чиновничества. Дипломатические успехи князя Лобанова будоражили воображение, вызывали видение имперского величия и воскрешали давно дремавшие экспансионистские устремления. Некоторые голоса советовали проявлять сдержанность, тогда как другие настаивали на внимании к многочисленным внутренним проблемам. Но пока русская кровь не пролилась на снежных просторах маньчжурии девять лет спустя, шаткость Китая, по словам еще одного бывшего дипломата, открывала «новое широкое поле для нашей иностранной политики» {739} . Князь Радолин, посол Германии, отразил настроение того времени:

В последнее время высокопоставленные чиновники гордо и важно говорят мне о великой миссии России в Азии и о зарождении новой эры, которая сделает Россию цивилизованной страной высшего класса… Вкратце, все, что я слышу, сливается в единый голос, который утверждает, что со временем Россия неизбежно станет господствовать в мире, начиная с Востока и Юго-Востока, которые еще не затронула раковая опухоль европейской цивилизации… Я никогда не думал, что такой лихорадочный фанатизм, который я сейчас наблюдаю, сможет овладеть Россией. Так думают и говорят не только несколько отдельных экзальтированных индивидуумов — это общее мнение, с которым сталкиваешься повсюду {740} .

Как и природа, дипломатия не терпит пустоты. Это было особенно верно в отношении Китая после поражения в войне с Японией в 1895 г. Беспомощность династии Цин, которая не смогла отразить нападение гораздо меньшего по размеру соседнего островного государства, скоро начала привлекать внимание европейских держав. В предшествующее десятилетие великие державы Запада, распираемые энергией экспансионизма, состязались друг с другом в разделе Африканского континента {741} . Теперь началась драка за Китай.