Анджей Иконников-Галицкий - Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921

Но у Слащева в этом отношении (да и в других прочих) жизнь складывалась прекрасно. Встречая новый, 1914 год, он имел все основания радоваться жизни. Что нужно человеку в двадцать восемь лет, на исходе молодости, на пороге зрелости? Состояние? Он неплохо обеспечен, хотя и не обременен чрезмерным богатством. Семья? Он счастливо женат и имеет все основания надеяться, что в ближайшее время продолжит и умножит славный род Слащевых. Круг общения? Гвардии штабс-капитан будет радушно принят в любом светском салоне Петербурга. Перспективы роста? Они блестящи. Тесть, генерал Козлов, повышен до командира гвардейской бригады; видимо, не без его участия Слащев получает прекрасное место: младший офицер, преподаватель тактики в Пажеском корпусе с оставлением при гвардейской пехоте. Пажеский корпус – самая привилегированная, самая элитарная школа Российской империи. Оттуда со временем можно будет перескочить на выгоднейшую должность – хоть в Генеральный штаб, хоть в Военное министерство, хоть в любую строевую часть. Да и до флигель-адъютантства рукой подать…

Вот фотография. На ней – высокий, стройный штабс-капитан с небольшими усиками в парадном гвардейском мундире. Стоячий воротник, горжет, эполеты. Идеальная выправка. Ниже горжета на ленточке орден Станислава, на груди справа – знак выпускника Николаевской академии и Мальтийский крест офицера Пажеского корпуса. Выражение светлого лица – ожидающее, как будто вот-вот откроется ему великое и прекрасное будущее.

Все изменила война.

27 июля 1914 года колонны Финляндского полка выступили из казарм на Николаевской набережной Васильевского острова и под полковой оркестр, под бодрящую музыку маршей двинулись в сторону Варшавского вокзала. Вдоль их пути всюду толпились обыватели; барышни кидали цветы; гимназисты махали руками и провожали гвардейцев горящими взорами…

По плану развертывания вся гвардия должна была войти в состав 1-й армии Ренненкампфа и вместе с ней наступать на Кёнигсберг. Но гвардейская пехота не поспела за конницей. Кавалерийские полки уже выступили в поход, а пехотные только сосредоточивались в заданных районах. Ставка решила перенацелить их на направление Варшава – Берлин, на котором планировалось наступление. Катастрофа армии Самсонова в Восточной Пруссии и опасное положение, сложившееся на Юго-Западном фронте под Люблином, опрокинули эти планы. Гвардейская пехота была переброшена к Люблину. 25 августа Финляндский полк вступил в свой первый бой у деревни Гелчев, в тридцати верстах южнее Люблина.

Слащев оказался на фронте не сразу. Как офицер Пажеского корпуса, он мог продолжать службу в тылу, в Петербурге, – учить пажей тактике. Молодая жена на сносях, наверно, умоляла его воспользоваться сей благой возможностью, остаться хотя бы на время. Но это ли дело для честолюбивого, полного сил офицера? Позорно сидеть в тылу, когда полковые товарищи чуть ли не каждый день добывают себе звезды на погоны да получают кресты (кому повезет – Георгиевские, кому нет – деревянные…). Мы не знаем точно, когда штабс-капитан Слащев прибыл к своему полку. Официально в приказе он откомандирован из Пажеского корпуса и включен в список офицеров лейб-гвардии Финляндского полка с 31 декабря 1914 года. Но вполне возможно, что уехал из Питера, не дожидаясь приказа: слишком велико было в его нетерпеливой душе желание попробовать себя в бою, отличиться, поймать военную удачу и славу.

Не дождался он и рождения дочери. Видел ли он ее вообще когда-нибудь? Возможно, что не видел. Никаких сведений о его приездах в Петербург в последующие три года у нас не имеется. Потом Гражданская война, разрыв всех связей…

В декабре – январе гвардия стояла в резерве. В феврале Финляндский полк был выдвинут к северу от Варшавы, на Млавское направление. Первые дела, в которых мог проявить себя ротный командир Слащев, развернулись у деревни Едвабно. И он себя проявил. Подробности не сохранились, но за эти кровопролитные бои, в которых полк потерял убитыми, раненными, контуженными четверть офицеров, штабс-капитан Слащев получил свою первую боевую награду – Анну четвертой степени, «клюкву».

При награждении Анной четвертой степени на эфесе холодного оружия делалась надпись: «За храбрость». Он действительно был отчаянно храбр, штабс-капитан Слащев. В том море огня, грязи и смерти, которое представляли собой сражения Первой мировой войны, он нашел себя, он, можно сказать, купался в этой стихии. В ужасном есть прекрасное. Слащев был художник боя и смерти. Его могучая и страшная красота в бою увлекала подчиненных, устрашала противника. В нем действительно было что-то от бога войны – огромного, ярого, отчаянного, безумного.