Маленький самаркандец вспомнил мягкие одеяла в своем домике и наваристую с янтарными кружочками сала домашнюю похлебку. Вспомнил, возможно, потому, что перед ним на грязной тряпице стояло лишь кислое молоко, сухой овечий сыр - курт, вареная кукуруза. Хлеба Мерданхалу не подал. Хлеба у хезарейцев давно уже не водилось. С тех пор как шахиншахское правительство переселило их сюда, в долину Гельгоуз, даже самым высокопоставленным гостям подавали кислое молоко, курт, кукурузу с каменными зернами: в хезарейских чадырах больше ничего не было. Такой почетный гость, как Алаярбек Даниарбек, заслужил роскошное угощение. Он же помощник великого доктора, излечивающего от смертельных болезней.
Алаярбек Даниарбек тщетно пытался отколупнуть своими избалованными зубами от початка хоть одно кукурузное зернышко и недоумевал. Тощее угощение, грязная тряпица, пыль, детишки-скелетики с просящими глазами все не склоняло к веселью. Смех хезарейца Гариба возмутил Алаярбека Даниарбека. На сухих каменистых тропах Даке Дулинар-хор лежали тела погибших от голода. В хафских селениях не утихал вопль плакальщиц. Стоны голодающих слышали проходившие по степи караванщики. Петр Иванович не раз уже гонял хезарейцев Гельгоуза на большую дорогу подбирать умирающих. Начальник жандармов Хафа возмутился было таким неслыханным вмешательством во внутренние дела государства, но, поразмыслив, пожал плечами. Начальник смотрел на голодных брезгливо. Голодающие так отвратительны, отталкивающе грязны, жалки, вшивы. У голодного в глазах нет ничего человеческого, только волчье. Голодающие и воют как волки. Хочет русский доктор кормить голодных, дело его. Русский доктор не иначе тихо помешанный: тратит деньги на голодных бездельников... Благотворительность доктора вызывала у почтенных горожан Хафа злые улыбки. Горожане побогаче придерживали хлеб в закромах и набивали цены. Богачи, сговорились и выжидали, когда барыши потекут в их карманы. А голодающие? Что ж, трупы их подберут и закопают. Народу в Персии много.
Хезарейцы припрятали кукурузу в ямах. Хезарейцы отощали, у хезарейских матерей пропало в грудях молоко, но на кладбище несли покойников не слишком много. Кукуруза выручала. Жесткая, каменная...
Алаярбек Даниарбек мечтал о самаркандской желто-янтарной похлебке. Слюнки текли при одной мысли о такой похлебке. И совсем он не понимал, как можно смеяться, имея на дастархане такую кукурузу. Он вдохнул горячего воздуха, вползавшего вместе с дымом в чадыр из степи, и проговорил лениво, безрадостно:
- Над кем же я должен смеяться? Над Али Алескером? Хорошо, что он ушел, а то вряд ли ты, хезареец, над ним смеялся бы, будь он даже трижды ференг. Но Али Алескер перс...
- Он ференг.
- Ладно... В такую духоту спорить нельзя. У меня испарина. Ференг ли он, перс ли он, сам сатана ли - рассказывай!
Гариб возразил. Он высказал здравую мысль: почему это ференги-инглизы так любят кичиться порядком в своем собственном государстве, а на Востоке обязательно затевают грабеж и войну. Просто инглизы - бандиты и разбойники, а если кто из них и не разбойник, то обязательно мелкий вор с тегеранского базара. Обжуливает всех, кого не лень.
Гариб вспомнил наконец, с чего он начал разговор, и, похрустев на зубах кукурузными зернами, приступил к рассказу.
Но то, что он рассказывал, как будто никакого отношения ни к персам, ни к ференгам не имело.
Алаярбек Даниарбек лениво слушал хезарейца, ковыряя кукурузный початок.
Сухая колючка сухо звенела и цеплялась за вытянутые ноги Алаярбека Даниарбека. У хезарейцев не хватало ни сил, ни терпения расчищать землю между шатрами. Высохший в камень такыр начинался прямо от шатров и упирался далеко-далеко в черные горбы холмов. Пустые, голые склоны их блестели в свете взошедшей луны. На холмах ничего не росло. Растения не могли жить там. На юге мерцала голубым светом галечниковая россыпь, усеянная невесть откуда взявшимися черными обломками скал. Печальна была долина Гельгоуз. Гиблое место! Как в ней хезарейцам жить? Удастся ли им сохранить жизнь своих детей?.. Смогут ли мужчины племени добывать молоко, сыр-курт, жесткие зерна кукурузы, чтобы не помереть с голоду? Князь Орбелиани видел вчера утром, как в Хафе, у дверей телеграфной конторы, побили камнями трех женщин. Казнить их повелели духовные чины Хафа. Женщины сварили и съели пятилетнего мальчика. Женщины оправдывались: мальчик умер с голоду, они не убивали его, а... сварили его уже мертвого и съели. Судьи проявили непреклонность. Ребенок, съеденный женщинами, был мужского пола... Женщин побили камнями.
Читать дальше