Джон Норвич - История Византии

Начинало смеркаться. Со всех концов города люди направлялись к собору Св. Софии. В последние пять месяцев греки преимущественно избегали посещать этот храм, считая его оскверненным латинскими установлениями, которые ни один честный византиец не может принять. Теперь же все литургические расхождения были забыты. Собор Св. Софии являлся подлинным духовным центром Византии — каким не могла быть ни одна другая церковь. В этот момент наивысшей опасности идти больше было некуда.

Та вечерняя служба, которой суждено было стать последней в великом соборе, оказалась также и самой впечатляющей. Защитники города, несшие дежурство по периметру стен, не покинули и сейчас свои посты, но практически все остальные мужчины, женщины и дети заполнили собор Св. Софии, чтобы принять причастие и помолиться об избавлении от великой напасти. Служба все еще шла, когда появился император. Сначала он поочередно попросил прощения за свои грехи у всех присутствовавших епископов, как католических, так и православных, после чего принял причастие. Затем, много позднее, когда все свечи — кроме нескольких постоянно горящих — были погашены и великий собор погрузился в темноту. Константин некоторое время молился в одиночестве. Потом он вернулся во Влахернский дворец, чтобы попрощаться со своими домочадцами. Ближе к полуночи в сопровождении Сфрандзи Константин в последний раз проехал вдоль сухопутных стен, чтобы удостовериться в том, что все готово к защите города.

В полвторого ночи Мехмед подал сигнал. В одно мгновение тишина была взорвана. Звуки труб и бой барабанов в сочетании со страшным боевым кличем турок создавали такой шум, что он мог пробудить и мертвых. Сразу же начали звонить церковные колокола — это было оповещение всего города о том, что началась финальная битва.

Султан знал: чтобы взять город, не следует давать его защитникам никакой передышки. Сначала он направил вперед иррегулярные войска, башибузуков. Плохо вооруженные и по большей части необученные, они не обладали особой стойкостью, но их первоначальный бешеный натиск действительно мог навести ужас на кого угодно. В течение двух часов они непрерывно бросались на стены — но безрезультатно. Когда было уже почти четыре утра, двинулись вперед анатолийские турки, превосходно подготовленные и исключительно дисциплинированные. Они были уже на волосок от того, чтобы прорваться в город, но его защитники, возглавляемые самим императором, сомкнули вокруг них свои ряды и перебили огромное количество турок, а оставшихся в живых отбросили назад за ров. Султан, по своему обыкновению, пришел в ярость, но на самом деле он не был чрезмерно обеспокоен. Победного штурма Мехмед ожидал не от анатолийцев, а от элитного отряда янычар, и именно его он бросил теперь в пекло сражения.

У христиан не было времени прийти в себя, прежде чем начался третий вал атак. В безукоризненно четком, безжалостном ритме — вселявшем ужас в сердца всех, кто наблюдал за этим маршем, — первоклассные войска Османской империи продвигались по равнине. Строй рядов янычар не нарушал даже град снарядов, обрушившийся на них с крепостных стен. Оглушительная военная музыка, поддерживавшая четкость действий османов, сама в каком-то смысле являлась оружием. Наступление шло волнами; атакующие турецкие бойцы бросались на укрепления, забрасывали на них штурмовые лестницы и затем, по команде, без всякой суеты и сумятицы, уступали место следующей ударной волне, а сами в это время передыхали, ожидая, когда вновь подойдет их очередь. Для обороняющихся же никакого отдыха быть не могло, а сражение продолжалось уже почти шесть часов.

И тут произошло катастрофическое событие. Вскоре после того как рассвело, стрела арбалета попала в Джованни Лонго — проткнув нагрудник кирасы, пробила грудную клетку. Испытывая мучительную боль, он уже не мог стоять на ногах; его понесли к генуэзскому судну, находившемуся в гавани. Увидев, что их предводителя уносят с поля боя через городские ворота, генуэзцы хлынули через них вслед за Лонго, в большинстве своем полагая, что битва проиграна.

Султан, заметив панику в рядах противника, сразу же направил в атаку новый отряд янычар. Вскоре грекам пришлось отступить к внутренней стене. Оказавшись зажатыми между двумя фортификационными стенами, они стали легкой добычей для наступавших турок. Множество греков было убито, буквально не сходя с места.

В этот момент все увидели, что над башней, стоявшей несколько севернее, развевается турецкий флаг. Примерно час назад находившийся в дозоре иррегулярный турецкий отряд обнаружил небольшую замаскированную дверь в основании башни. Это была калитка для вылазок, известная как Керкопорта, — некоторое время назад, используя ее, генуэзцы совершили ряд удачных рейдов в турецкий лагерь. Башибузукам удалось взломать дверь, и затем они поднялись на самый верх башни, где, воспользовавшись замешательством греков, подняли свое знамя. Так что можно с уверенностью сказать, что первыми вошли в город башибузуки, а не янычары. Теперь же все отряды хлынули в Константинополь, и василевс, скинув императорские регалии, бросился в то место, где шла самая горячая схватка. Больше его никто не видел.