Феликс Лурье - Полицейские и провокаторы

За Бурцевым закрепилась слава разоблачителя провокаторов, санитара революционных рядов. Следует признать, что на этой ниве он сделал много полезного. Горький, Лопатин, Амфитеатров опасались за его жизнь, и не напрасно [617] 89 См.: Литературное наследство. Т. 95. М., 1988. С. 779, 845. . За ним охотились, ему угрожали, он понимал, что рискует быть убитым агентами Заграничной агентуры, но не отступил от начатого дела, он почувствовал в охоте на провокаторов свое призвание. Начиная с 1908 года и до начала первой мировой войны политический сыск империи был существенно парализован действиями Бурцева [618] 90 См.: Агафонов В. К. Указ. соч. С. 161 —173. . Революционеры вместо благодарности за бескорыстную и бесценную помощь, вместо содействия в его рискованной работе считали Бурцева болезненно подозрительным, его высмеивали, с ним прерывали отношения. Один из первых исследователей архива Департамента полиции В. Я. Гликман писал:

«Кто из нас не слышал или сам не произносил фразы о том, что В. Л. Бурцев, грозный разоблачитель провокаторов, маньяк, в каждом революционере видел предателя! Но когда вникаешь во все эти обстоятельно написанные «доклады Отделения по охранению общественной безопасности», начинаешь понимать Бурцева и его неустанную подозрительность. Предательство подстерегало нас на каждом шагу. Ни в ком и ни в чем мы не могли быть уверенными. Мы были мухами, которые судорожно бились в хитро расставленных сетях, а незримый паук заливался издали сатанинским смехом» [619] 91 Гликман В. Я. Охранка: (Страницы русской истории). Пг., 1917. С. 4/Подп.: В. Я. Ирецкий. .

Когда Гликман писал эти строки, он не мог знать о существовании огромного количества секретных агентов, состоявших в учреждениях Министерства внутренних дел, не читал воспоминаний Герасимова. Приведу отрывок из них: «Считаю уместным здесь отметить, что не все секретные сотрудники центрального значения, которые работали под моим руководством в 1906—1909 гг., были позднее (после революции 1917 г.) раскрыты. Дело в том, что в дни революции архив Петербургского охранного отделения почти целиком погиб, а в Департаменте полиции, по сведениям которого были опубликованы имена петербургских агентов, о них ничего не было известно. Сношения с этими агентами поддерживал я лично, никто другой их не знал. Когда же я уходил с поста начальника Охранного отделения, я предложил наиболее ответственным из них решить, хотят ли они быть переданными моему преемнику или предпочитают службу оставить совсем. Целый ряд этих агентов прекратили свою полицейскую работу одновременно с моим уходом, и их имена до сих пор не раскрыты» [620] 92 Герасимов А. В. Указ. соч. С. 58. .

Конечно, «обследования образа жизни каждого члена партии социалистов-революционеров» революционная контрразведка не производила, но разоблачением Азефа Бакай и Бурцев занялись. И сразу же на них обрушился поток клеветы, распространявшейся Азефом и сотрудниками политического сыска, о том, что Бакай — агент русской полиции, получивший задание дискредитировать и уничтожить все революционные организации. Азеф выпустил даже гектографированную прокламацию. Клевету, пущенную провокатором, подхватили поверившие в нее честные революционеры. Российское Министерство внутренних дел, спасая провокатора, пыталось применить свои традиционные методы: в Париж наезжали полицейские «дипломаты» и просто убийцы, чтобы любым путем заставить Бакая замолчать.

«Озабочиваясь о сохранении интересов Заграничной агентуры,— писал в Департамент полиции Гартинг,— при крайне удручающих обстоятельствах, причиняемых пребыванием в Париже Бакая и Бурцева, я имел недавно обсуждение этого дела в парижской префектуре, причем мне было заявлено, что если бы имелся какой-нибудь прецедент в виде жалобы на Бакая со стороны кого-либо, с указанием на воспоследовавшие со стороны Бакая угрозы, то это могло бы послужить поводом для возбуждения дела о высылке Бакая из Франции, хотя в префектуре не уверены в осуществлении министерством внутренних дел сего предположения» [621] 93 Агафонов В. К. Указ. соч. С. 80. . Далее Гартинг развивает план ложных обвинений Бакая и Бурцева. Из Петербурга прибыл полицейский агент, сообщивший парижскому следователю, что Бурцев его шантажировал. Французские власти начали судебное преследование Бурцева. Но из этого ничего не вышло, наоборот, Бурцев с Бакаем действительно образовали нечто напоминавшее бюро по разоблачению провокаторов.