Николай Шпанов - Дело Ансена

- Что бы вы ни говорили, а я нахожусь тут не на советской земле; ваш суд и ваши законы тут ни при чем.

- Именно "при чем", Эрлих, - вмешался вдруг фогт. - Мы сами - и никто другой - просили помощи русских друзей в поимке вас. Мы не умеем этого делать. - Он усмехнулся и развел руками. - Когда-нибудь, может быть, научимся, но пока еще не умеем. И мы, в соответствии с декларацией трех великих держав, подтвержденной народами всех стран, отправляем вас теперь для суда туда, где вы грешили.

- Действительно, - охотно подтвердил Кручинин, - не воображаете же вы, Эрлих, что мы искали вас только ради удовольствия передать судьям, которые вас оправдают по законам вашей "справедливости". Ведь после того, как вы пролили столько крови, причинили столько горя на советской земле, вы сумели довольно умело скрыться. Вы вернулись сюда, в эту тихую страну, не искушенную в наблюдении за такими, как вы, в розыске их и наказании. Вы знали, что делали, когда вернулись сюда в том же обличье, в каком исчезли отсюда - в одежде пастора. Должен сознаться, было не так-то легко проследить ваш путь. Одно время мы даже думали, что совсем потеряли ваш след и что вы оставили нас в дураках. Это было, когда мы, добравшись до островов, не обнаружили там никаких признаков вашего пребывания. Но, как видите, теория о том, что не родился еще преступник, который не оставит своих следов на месте преступления и не будет пойман, оказалась верной. Мы пришли сюда.

- Вы дьявольски уверены в себе, не правда ли? - насмешливо проговорил преступник.

- Сознаюсь - да, мы уверены в себе, - с улыбкой ответил Кручинин. - В себе и в своих друзьях. И, как видите, наша уверенность пока оправдывается... Или вы и сейчас еще не убеждены, что вам не уйти?

По мере того как говорил Кручинин, пленник все больше овладевал собой. Он стал как будто спокоен, не делал попыток освободиться и наконец таким тоном, словно ничего не случилось и он не сидел со связанными ногами, а был таким же гостем, как остальные, попросил папиросу. Голос его был совершенно ровен, когда он, откинувшись в кресле и разглядывая поднимавшиеся к потолку струйки табачного дыма, проговорил:

- К сожалению... я достаточно много знаю о вашей цепкости. Вы меня, конечно, не выпустите... Хотя... Я совершенно не понимаю этих господ, - он кивком головы указал на фогта. - Как могут они протянуть руку вам, своим непримиримым врагам, вместо того чтобы помочь нам, своим единомышленникам и друзьям? Стать сообщниками дикого Востока против западных демократий!.. Разве это не самоубийство?

Кручинин рассмеялся так заразительно, что, глядя на него, заулыбались остальные.

- Минутку внимания, господин фогт! - воскликнул он. - Право, это даже забавно! Этот господин говорит, что он и его сообщники-гитлеровцы - друзья вашего народа, вашей страны!.. Это просто замечательно! - Кручинин обернулся к Грачику: -У тебя далеко сумка с документами, заготовленными для передачи суду?

Уверенность в себе и дружба

Грачик молча снял и передал Кручинину сумку, висевшую у него через плечо. Кручинин быстро разобрал пачку вынутых из нее бумаг.

- Вот, господа!.. - Он поднял над головой несколько листков. - Сейчас вы увидите, что значат дружеские чувства гитлеровцев к вашей стране...

Однако ему не удалось договорить: дверь комнаты порывисто распахнулась, и на пороге появилась Рагна. Одно мгновение она стояла, держась за ручку двери и не то удивленно, не то испуганно оглядывая присутствующих. Потом ступила в комнату и захлопнула за собою дверь. Девушка была так взволнована, что не сразу удалось уловить смысл ее слов. Оказалось, что когда она привела к гроту в горах отряд горожан и они вскрыли ящики, то нашли в них только камни.

- Ага! - со злорадством воскликнул Эрлих.

- Вы напрасно делаете вид, будто радуетесь, Эрлих, - сказал Кручинин. - Вы никого не обманете. Вы же отлично знаете, что не ради этик камней убили, старого шкипера и покушались на жизнь кассира.

- И все-таки вы не получили ничего, кроме камней! - со злорадством воскликнул Эрлих.

- Пока да, - спокойно согласился Кручинин. - Но из этого не следует, что тем дело и кончится. Повторяю: не ради же тайны нескольких булыжников вы совершили все, что произошло здесь в эти дни!.. Или вы сами хорошенько не знали, что творите?

- Я всегда знаю, зачем делаю то или другое, - нагло усмехнулся нацист.

- Вот-вот. Вы давно узнали, что Эдвард проник в вашу тайну, вернее, пока только в тайну вашего клада. Вы испугались того, что он может поделиться ею еще с кем-нибудь, а там, за кладом, дело дойдет и до вас. Так?