Николай Шпанов - Дело Ансена

Грачик слушал со вниманием, не отрывая взгляда от лица Кручинина.

- Сквозь все эти дебри суд должен выбраться на путь истины. А осветить его должны мы. Чего бы это нам ни стоило, мы должны рассказать суду все, что только человек в силах узнать о делах и мыслях преступника и его жертвы. Это долг криминалиста, долг следователя. Этого требует от нас благо народа. Таков высший закон жизни для юриста... - Кручинин на минуту задумался. - Тебе теперь уже следует понять: только слепцы не хотят видеть того, что далеко не все в нашей жизни, в нашем обществе благополучно. Лечение язв, веками разъедавших общественный организм, оказалось куда более трудным делом, чем представлялось нам, взявшимся за это дело. Мы шли в уверенности, что несколько решительных ударов скальпеля - и с зараженными местами будет покончено. Не вышло! Жизнь оказалась сложней и неподатливей. Очковтиратели - а их сколько угодно и в нашей области - любят болтать, будто все зло в пресловутом капиталистическом мире, из которого миазмы разложения заносятся к нам, подчас умышленно. Чепуха, Сурен! Теоретически дело, конечно, в тех пережитках рабского сознания, которые еще крепко сидят в людях. Не думай, что я имею в виду мелких воришек, зарящихся на чужое добро вместо того, чтобы честным трудом добывать свое. Директор магазина, норовящий из-под полы продать товар с незаконной накидкой в свою пользу, хуже карманника. И во сто крат отвратительней такого директора бурбон, восседающий в мягком кресле уютного кабинета, воображающий себя настоящим вельможей, незаменимым и незыблемым хозяином жизни. Он по-настоящему свихнулся из-за того, что народ доверил ему высокий и ответственный пост, на котором он обязан блюсти интересы государства. А он вместо того превратился в бездельника - идеал членов могучей секты самообслуживания и чванного самодовольства.

- Ох, Нил Платонович! - В голосе Грачика звучало откровенное сомнение, какое он редко позволял себе высказывать, беседуя с Кручининым. - Это само пахнет уже опасным чванством. Эдакий пуризм с вашей стороны может увести очень далеко от реальной действительности, от жизни. Люди хотят жить...

Кручинин не дал ему договорить:

- Ты говоришь "жить"? Да, я за это, но жить нужно честно. Ты говоришь "жизнь"?.. Да, милый друг, я за жизнь. Я не чистоплюй, мнящий себя выше других рядовых людей; я не против принципа "живи и жить давай другим", я его сторонник и всю жизнь старался его осуществлять. Я за, я за! Но я решительно против людей, делающих этот принцип средством взимания благ земных с тех, кому они "жить дают".

- Ну, это уже из области мздоимства! - возразил Грачик. - Тут остается только хватать за руку.

- Не всегда, не всегда! - оживленно воскликнул Кручинин. - К сожалению, наш аппарат правонадзора и правосудия иной раз считает, что его функции возникают лишь там, где нарушены писаные параграфы "правил". На мой взгляд, это неверно. Мы обязаны вмешиваться в суть этих самых "правил", если они отходят от правды жизни.

- Не слишком ли многое вы подвергаете критике, а значит, и сомнению? покачал головою Грачик. - "Правила", как вы их называете, пишутся не с бухты-барахты... и достаточно высоко, чтобы быть вне критики.

- Нет, нет! Ничто не может быть вне критики, ничего не должна обходить чистая и справедливая мысль прокурора. Я имею в виду тот идеальный, высокий смысл термина, какой ему придавала революция. А мы, люди, ведущие расследование, должны давать в руки прокурора и судьи не перечень нарушенных статей кодекса, а социальный и моральный анализ дела, вскрывать его противоречие идеальному пониманию закона, иначе говоря - морали, народной морали, партийной морали, советской морали!

- Вот где могла бы сделать свое дело литература! - сказал Грачик, который никак не мог отрешиться от юношеских представлений о взаимодействии жизни и литературы и о высоком назначении писателя.

- К сожалению, кое-кто и в литературе представляет нашу функцию слишком примитивно. Что общество, по существу говоря, знает о нас? Где литература о нашей работе, о людях нашей нелегкой профессии? Ее же почти нет, - сказал Кручинин и развел руками.

- Не так, совсем не так! - горячо возразил Грачик. - А так называемая "детективная" литература? Пожалуйста, целая библиотека! Я не говорю о том, что она заполняет эту брешь, но ведь некоторое представление она дает - хотя бы о той стороне дела, которая называется раскрытием преступления.

Кручинин покачал головой.

- К сожалению, - сказал он, - искатели легкого заработка дискредитировали и этот жанр в буржуазной литературе. То действительно серьезное и интересное, что в этом направлении сделала литература, относится ко временам довольно давним. По, Честертон, Дойль - они несколько приблизились к вопросу, приподняли завесу над сложной деятельностью сыщика в широком понимании его профессии. Там читатель может кое-что узнать если не об этической стороне вопроса, то хотя бы о технике профессии и технологических процессах расследования. Те авторы понимали, что пишут, и знали, как написать. Те писатели работали всерьез. Но современная нам западная литература занята низкопробными пустяками, развлекательством тех, кому нечем заполнить досуг. Дело доходит подчас до идеализации гангстеризма в угоду примитивным вкусам примитивного читателя. Тут забыта даже функция служения своему обществу - всё на службу низким вкусам. Будь жив пресловутый Альфонс Капоне, он, начитавшись этих романов, наверно, вообразил бы себя подлинным героем и солью земли и с чистой совестью мог бы предложить свою кандидатуру в президенты. В подобного рода литературе - ни крошки поучительности, ни грана идеи.