Владимир Филиппов - Русь против Хазарии. 400-летняя война

Во как!

Кстати, как тут не вспомнить Рюрика, с его стремлением перед смертью уладить семейные дела. Видимо, его сил хватило не на одного наследника, а может, и не на одну жену. Тем более нет ничего удивительного, что от такого непосильного труда он надорвался.

Это, кстати, как нельзя лучше подтверждает нашу теорию о том, что Игорь был местным, киевским. Тогда все удивление проходит само собой. Тогда и братья и племянники у него вполне могли быть, и в любом количестве. А вот к Рюрику их было никак не привязать, не прибить и не приклеить. Это понимал любой. Тут вопросов не оберешься.

И если рассуждать дальше, то сам собой напрашивается вывод о том, что когда готовился новый перевод труда императора Константина, то «брат» сознательно заменили на «сын». Недаром профессор В. В. Мавродин был вынужден процитировать новый перевод, но сразу же сделал оговорку, что в подлиннике все звучит иначе. В этом случае можно даже говорить и о том, что сына Игорь назвал в честь брата. Но напомним, это лишь предположения, пусть и подтверждающие нашу теорию.

Тот же царственный историк косвенно подтверждает наличие родственников и у Ольги. В своей книге «О церемониях» он сообщает, что родственники княгини (племянник ее) и торговые люди получили 30 милиарисиев.

Здесь можно пуститься в пространные рассуждения на тему, кто же такой этот племянник, но дело это совершенно неблагодарное, а потому легче всего предположить, что у Вещего князя была еще одна дочь. Которую он так же, как и Ольгу, выдал за представителя местной, киевской элиты, хоть за того же Святослава-старшего. Но и это только предположение, и не более того.

Для нас важнее другое – в этом походе на Восток было кому представлять Киевский княжеский дом, и если Свенельд осуществлял военное руководство экспедицией, то родственник правителя Руси занимался делами политическими. Как в Гражданскую войну – военспец и комиссар. Хотя на роль последнего больше подошел бы волхв.

По словам арабского географа Ибн ал-Факиха (писавшего в начале X в.), город Бердаа выстроен по приказу персидского царя из династии Сасанидов Кобада (488-531), следовательно, на грани между V и VI веками.

Кстати, воинственные хазары тоже неплохо знали дорогу к этому городу и, прорываясь через «Железные ворота» Дербента, подвергали земли Бердаа самым жестоким опустошениям.

М. Каганкатваци описывает их так: «Глаз их (хазар) не щадил ни прекрасных, ни милых, ни молодых из мужчин или женщин; не оставлял в покое даже негодных, безвредных, изувеченных и старых; они не жалобились, и сердце их не сжималось при виде мальчиков, обнимавших зарезанных матерей; напротив, они доили из грудей их кровь, как молоко. Как огонь проникает в горящий тростник, так входили они в одни двери и выходили в другие, оставив там деяния хищных птиц и зверей; тогда только волны двинулись на нас».

Бердаа не раз в своей истории испытает набеги и опустошения, а поход русов в 943-944 годах будет наиболее ярким и показательным из них.

А вот у Льва Рудольфовича Прозорова иной взгляд на этот момент. Говоря о жителях Бердаа и его окрестностей, он делает потрясающее заявление: «И более того, многие современные жители тех краев, думается, предпочли бы иметь дело с теми древними язычниками, чем с бандформированиями своих земляков и единоверцев» ( Л.Р. Прозоров ).

Бандформирования – штука не приятная ни для кого. Ни для земляков, ни для единоверцев, потому как нет у бандитов, по большому счету, ни тех, ни других. Однако сей постулат писателя является достаточно спорным, поскольку, когда мы узнаем о том, чем же закончилась деятельность наших предков в регионе, мы поймем всю нелепость подобного утверждения.

Честно говоря, здесь бы намного лучше подошла другая популярная русская пословица: «Хрен редьки не слаще». Поскольку она очень точно отражает смысл произошедших событий.

Но это мы забегаем наперед.

Основным источником, который повествует о походе русов на Бердаа, будет повествование Ибн Мискавейха, записавшего свой рассказ со слов современников. Кроме него, мы имеем еще ряд известий восточных источников, преимущественно арабского происхождения, но рассказ Ибн Мискавейха наиболее подробный. Оговоримся сразу, что цитаты и вставки из сочинений восточных авторов мы немного разбавим рассказом об этом же событии в изложении Льва Рудольфовича Прозорова. Так сказать, для широты картины, чтобы можно было оценить все богатство восприятия, а заодно и разницу в сделанных выводах, которые получаются на основе одних и тех же документов. У нас произойдет что-то вроде диалога под эгидой «Источники говорят». В данный момент мы польстим ученому Льву и причислим его труды к письменным источникам, а то когда еще ему удастся поговорить на равных с мудрыми арабами!