Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Довольный Александр Конецпольский заявил Хмельницкому, что в этом запутанном дворянском деле его власти над Чаплинским нет и панский спор нужно решать только в суде. Богдан вызвал чигиринского подстаросту на дуэль, Чаплинский отказался, потом под давлением гонорового позора согласился на поединок, само собой, не явился и устроил сотнику засаду, от которой тот отбился только благодаря своему фенаменальному мастерству сабельного боя. Дело было чересчур позорным даже для обычной бесстыдной шляхты и Конецпольский дал своему подчиненному срочный отпуск для поездки в Литву надеясь, что вскоре шум о бесчестье Чаплинского затихнет сам собой в бесконечной череде похожих происшествий, типичных для Польской Короны.

Собравшимся в Чигирине тридцати побратимам Хмельницкий в тайных беседах сказал, что они не должны дать ни малейшего повода магнатам для начала казацких репрессий. Суд – значит суд, все должно быть по закону, которого нет. Главная задача сотников – остановить готовящийся разгром Запорожской Сечи войсками Потоцкого, Конецпольского и Вишневецкого. Чигиринский вождь, как и его побратимы понимали, что сорвать смертельный осенний поход на Низ может только угроза большого набега крымской орды на границы Речи Посполитой, охраняемых Войском Запорожским. Кажется, крымский хан уже несколько лет не получал договорной дани из Варшавы, которую сенат стыдливо называл подарками? Нехорошо, панове-нобили, нарушать межгосударственные соглашения.

В начале июня 1648 года в чигиринском доме сотника Богдана Хмельницкого готовился большой торжественный обед для реестровой старшины и геройских запорожцев. Богдан сказал побратимам, что королевские привилеи о казацком походе на Черное море и увеличении Войска Запорожского с шести до двенадцати тысяч бойцов больше не должны мертво лежать в тайном сундуке есаула Барабаша, который тоже вот-вот должен приехать на званную гулянку. Владислав IV и великий коренный гетман должны остановить разгром украинского казачества. Если они этого не сделают, казаки восстановят союзный договор Запорожской Сечи и Крымского ханства 1624 года. В Бахчисарае еще не забыли, как двадцать лет назад под Кафой в битве с войсками турецкого султана плечом к плечу погибли крымский хан Гирей и казацкий гетман Дорошенко. Нового, 1649 года у удавленного к этому времени королятами казачества уже не будет, а значит, Украинская революция должна свершиться в этом, разгоравшемся 1648 году. Убийственно холодным разумом Хмельницкий напомнил побратимам, что последние, кто узнают о ее начале, должны стать магнаты и сенат. Все ведь должно идти по закону Речи Посполитой, которого нет. А раз нет закона – нет и преступления! Скачи, враже, как Хмель скаже!

Через два дня королевские привилеи из барабашевского сундука летели за пазухой Ивана Богуна на Запорожскую Сечь ждать своего близкого часа. Впоследствии казацкий летописец запишет со слов одного из участников чигиринского обеда: «На праздничном обеде Хмельницкий у подвыпившего Барабаша выведал, где у него лежат сокровенные привилеи и приватное королевское письмо. Потом Барабаша нарочно так упоил, что он в доме Хмельницкого без памяти уснул. Хмельницкий взял у спящего шапку, пояс и перстень и с верным своим нарочным ночью же отправил их к его же в Черкассы с тем, чтобы показав вещи Барабаша, взять у его жены бумаги. Жена Барабаша этого обмана не ведая, все привилеи отдала нарочному Хмельницкого, который ему их и привез».

Иван Барабаш, вернувшись из Чигирина домой узнал о потерянных привилеях и хотел поднять шум, чтобы вернуть столь ценные грамоты. Хмельницкий передал ему, что товарищество интересуется, какова судьба шести тысяч венецианских талеров, выданных королем Ивану на войско. Есаул рассвирепел, раскричался, расстроился, испугался и сделал единственное, что оставил для него Богдан – забыл о происшествии, даже не сообщив о передаче грамот в Варшаву. Вот как славно погуляли у сотника в Чигирине – на все королевские привилеи!

Времени до разгрома Запорожской Сечи оставалось все меньше и меньше, и в конце июня 1647 года Хмельницкий поехал в Варшаву с жалобами в суд на Чаплинского, сенат, к канцлеру и королю. Встречи с Оссолинским и Владиславом IV, прикрытые шляхетским делом, должны были дать четкий ответ о будущей судьбе украинского казачества, хотя гениальный Богдан заранее мог записать слово в слово их будущую беседу. Зажав сердце в кулак, Хмельницкий будет прикрывать разгромом Субботова Украинскую революцию до последнего возможного момента, мороча голову даже великому коронному гетману Николаю Потоцкому, идя на его разгром в Желтых Водах и Корсуни в апреле 1648 года: «Пан Чаплинский, которому приглянулся мой собственный, унаследованный от отца хутор под Чигирином в Субботове, выпросил у пана Конецпольского разрешение осадить его, в котором у меня было четыре рыбных пруда, мельницы, нивы, сенокосы, на которые я имею привилей Его Королевской милости. Он разгромил собранный за несколько лет хлеб, которого на гумне было четыреста коп. Высеянное на поле зерно все пропало, ибо посевы были вытоптаны скотиной, лошадьми, овцами. Так меня насильно выгнали отовсюду. Этот же пан Чаплинский оскорбил меня, приказав своей челяди побить моего сына, еще малого хлопца, так, что он еле живой остался».