Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Артиллерийская утренняя дуэль была прервана затяжной атакой французской кавалерии. Всадники стерли тысячную испанскую засаду в лесу, но прорваться к Рокруа не смогли. Ночью Конде резкой кавалерийской атакой прорвал и рассеял левый фланг испанцев, но Мело не менее резкой пехотной контратакой захватил единственную батарею противника и сильно прогнул французский центр. Отступавшие линии оперлись на поставленный за ними резерв, перестроились за ушедшей в атаку конницей и смело рванулись вперед. Одновременно с боем в центре Конде успел усилить конницу на правом фланге и новым сдвоенным ударом сквозь разгромленное левое крыло испанцев зашел к ним в тыл, и это был конец битвы при Рокруа. К полудню 19 мая на равнине лежали четыре тысячи мертвых испанцев, еще шесть тысяч солдат и двадцать четыре орудия были взяты в плен французами, потерявшими две тысячи солдат убитыми и шесть тысяч ранеными. Десятки испанских знамен Конде Великий с тысячами пленных доставил в Париж и первый министр королевы-регентши Анны Австрийской Джулио Мазарини совершенно справедливо назвал победу при Рокруа небывалой, закончившей, наконец, блестящее столетие испанской истории.

Богдан Хмельницкий прямо ответил на прямой вопрос «Мосье Принца» о боеспособности его будущих украинских подчиненных полков:

– Мы, казаки, не головорезы, как янычары, и не горлопаны, как татары. Мы храбрые и честные воины и не опозорим своего имени ни дома, ни во Франции. Мы гордые бойцы, ценим товарищество, в сражении стараемся бить впереди.

Чигиринский сотник вместе с Сирко и Солтенко дважды встретился с кардиналом Мазарини в Лувре и Фонтенбло, где 16 апреля 1645 года подписал договор, по которому Франция брала на службу тысяча восемьсот пеших и восемьсот конных казаков, с оплатой по двенадцать золотых талеров рядовым и по сто двадцать полковникам за всю военную годовую компанию, которая должна была начаться осенью.

Перед отъездом домой Хмельницкий успел узнать о подробностях разгоревшейся гражданской войны в Англии, где король Карл I Стюарт насмерть сцепился с собственным парламентом.

Еще в 1216 году представлявшие всю страну английские бароны вынудили короля Иоанна Безземельного подписать «Великую хартию вольностей», законодательно ограничившую королевскую власть: «Ни один свободный человек не может быть арестован, посажен в тюрьму, лишен имущества, объявлен вне закона или разорен каким бы то ни было способом, иначе как по законному приговору своих пэров, равных ему, или на основании законов страны. Ни один налог не может быть взимаем в нашем королевстве без согласия совета королевства, на который прелаты и бароны должны быть приглашены специально, а остальные вассалы – через шерифов и бальи». Хартия была объявлена по всей Англии, а избранный совет из двадцати пяти баронов наблюдал за королем, которому никто не доверял и имел право объявить ему войну за нарушение «Великой хартии вольностей».

К концу XIII века Совет баронов был преобразован в Парламент Англии, в котором были представлены все сословия государства, контролировавший управление страной, законы и налоги. Созданный в 1295 году английский парламент до 1644 проработал без перерыва, и только безумец на троне мог попробовать с ним не считаться.

Отец Карла I Яков I Стюарт (1566–1625), сын казненной шотландской королевы Марии Стюарт, избранный на английский трон после смерти бездетной Елизаветы Тюдор, впервые не стал считаться с парламентом, преследовал влиятельных пуритан, самовольно вводил новые налоги, собирал принудительные займы и за взятки монополизировал страну. Его сын Карл I Стюарт (1600–1649) в 1625, 1626 и 1629 годах парламент вообще распускал, чтобы самовольно, лично для собственных роскошных нужд, вводить новые налоги. Своей жадностью к чужим деньгам и удовольствиям Карл I довел новое английское дворянство и появившееся буржуазное сословие до холодной ярости. По советам традиционно недалеких помощников архиепископа Лода и лорда Страффорда Карл I, находясь если и не в трезвом уме, то в твердой памяти, беззаконно арестовывал и сажал в тюрьмы парламентских оппозиционных вождей, увеличивал уже увеличенные донельзя еще его отцом налоги, устраивал произвольные поборы и начал казнить справедливо обличавших его пуритан, совершая эти безумные поступки только для того, чтобы купаться и жиреть в расточительной роскоши, естественно, за счет своих постоянно обираемых подданных.