Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Переглядывавшимся Хмельницкому и де Брежи казалось, что пышному панству уже не мог войти в горло и брюхо еще хоть один прожорливый кусок, но это им только казалось. Шляхтичи, отдуваясь и обливаясь потом, благодушно уверенно ожидали знаменитую четвертую перемену, которая, конечно, оправдала всеобщие ожидания. На предпоследней скатерти на золотых блюдах распахнулись разноцветным ковром изумительно пахнущие великолепные всевозможные жаркие, на серебряных мисах вповалку лежали превосходно выжаренная лосятина, зайчатина, чуть ли не целые тушки сайгаков, тетерева, дрофы, глухари, рябчики, утки, перепелки и все-все-все, что еще вчера бегало и махало крыльями и крылышками в окрестностях Варшавы.

Блюда с хрустящей дичью стояли вперемешку с большими вазами всевозможных солений и маринадов. Улыбающе-разговорчивое панство заливало тающее во рту дикое мясо специальными настойками, поддерживавшими аппетит, с которым и у ясновельможных и просто вельможных было wshistko v pozondky, все в полном порядке.

В конце четвертого часа этого раблезианского обеда четвертую скатерть сменила пятая, на которую привычно быстро встали громадные золотые жбаны и такие же по размеру хрустальные кувшины, до краев наполненные знаменитейшими европейскими винами, изумительным, почти черным португальским портвейном, чуть резковатым старым венгерским, очень дорогим мягко-терпким рейнским, золотистой малагой, пышный запах которой почти успешно пытался затмить аромат, льющийся из открытых бутылок очень старого литовского меда, украшенных вековым мхом.

Перед каждым уродзонным паном стояли по пять кубков, которые ни минуты не оставались без многоразличного содержимого. Почти пятичасовая шумная и крикливая трапеза и не думала приближаться к неизбежному концу. Тут и там слышались возбужденные голоса ясновельможного панства, неудачно пытавшегося выглядеть почти трезвыми:

– За благо жизни, наияснейший пан, любой и каждый готов перерезать горло другому, а уж эти грязные хлопы-схизматы и вовсе не в счет. То так, яснейший пан, nie mam nio przecziwko temu. Это наше быдло и с ним мы будем разбираться сами. Пан балует эту хамскую сволочь, с ней без ногайки говорить нельзя. Сто чертей им в глотку с ведьмой в придачу! В печенку им сто дьяблов и тысячу ведьм! За здоровье ясновельможного панства!

Хмельницкий тихо-вымучено, но как всегда безупречной латынью улыбнулся дипломатично-невозмутимому де Брежи:

– Того, кто любит Бахуса – бьет Марс. Для успешной борьбы со злом нужно, чтобы добро имело перевес силы.

Украинец и француз незаметно покинули уже почти ревевший проклятьями и виватами пиршественный зал и договорились о следующей встрече.

В октябре 1644 года Хмельницкий и де Брежи встретились в Варшаве дважды и подробно обговорили участие казацких добровольцев в войне Франции и Испании, которую благодаря заложенному еще Карлом V и Филиппом II имперскому всепожирающему убойному идиотизму, в Европе не любили. Французский посол докладывал в Париж: «Этими днями был в Варшаве один из старшин казацкой нации, полковник Хмельницкий, о котором я уже имел честь писать Вашей эминенции, и я имел с ним два разговора. Это человек образованный, разумный, в совершенстве знающий латынь. Что же касается службы казаков у Его Величества, то если войны с турками не будет, Хмельницкий готов помочь мне в этом деле».

Канцлер Оссолинский готовил общественное мнение Речи Посполитой к возможной турецкой войне, которую не планировал начинать мгновенно. Хмельницкий на Запорожской Сечи встретился со старшинами. Участие нескольких тысяч казаков в общеевропейской войне против империи-убийцы, так похожей на Польскую Корону, ни во что не ставящей жизнь подданных, было одобрено всеми запорожскими и реестровыми командирами. За порогами начался набор добровольцев, а Богдан Хмельницкий, Иван Солтенко и будущий казацкий герой Иван Сирко в марте 1645 года через Варшаву, Гданьск и Гавр морем добрались в Париж, проплыв мимо захваченного испанцами стратегического французского порта Дюнкерк. Встреча с кардиналом Мазарини должна была состояться через две недели, и Хмельницкий купил в парижских лавках новые книги по военному искусству: «Учебник по осаде крепостей», «Инструкции для артиллерии», знакомые еще с учебы во львовском коллегиуме «Записки о гражданской войне» Юлия Цезаря. Казацкий вождь подробно знакомился с французской армией, ее вооружением и боевыми приемами, обратив внимание на гвардейцев-мушкетеров.