Татьяна Бирюкова - Москвичи и москвички. Истории старого города

В больших хорах питание детей было крайне скудным. Их плохо одевали: почти все ходили в лохмотьях, которые в случаях непогоды не могли никак согреть.

Особенно жалкой представлялась картина проводов на кладбище покойников с пением. А ведь это практиковалось, несмотря на строжайший запрет властей.

В жалобе, поданной на одного крупного хоросодержателя, говорилось, что дети, «вот уже более месяца вставая на службу в 4 часа утра», не получали даже чая, так как «самовар был отдан в полуду». А хлеб по утрам им вообще никогда не выделяли. Сорок мальчиков ютились в двух комнатах, спали по двое-трое на одной койке.

Обыкновенно одежду и обувь певчим хозяева покупали у старьевщиков на Толкучем или Хитровом рынках.

Эксплуатация детей в некоторых хорах достигала самых безобразных форм, не говоря уже о таких «мелочах», как обыгрывание этих крох в карты. Имелись сведения о разврате и распутстве некоторых хоросодержа-телей.

Наблюдательный комитет, который был обязан следить за жизнью детей-певчих, абсолютно ничего не делал для того, чтобы коммерсанты хоть сколько-нибудь сносно с ними обращались и нормально кормили.

Когда мальчики подрастали, у них появлялись новые проблемы. В 16–17 лету каждого начинался «перелом голоса», хорошо петь бывший ребенок уже не мог. Никакого образования у обыкновенного юного хориста не было. Чаще всего он уже имел привычку к вольной жизни, разгулу, пьянству, был безнравственным.

Докладчик П. В. Петерсон считал, что надо повлиять на судьбы этих детей. По его мысли, для этого необходимо: 1) выработать обязательные постановления для содержания духовных хоров в Москве, 2) образовать санитарные комиссии для постоянного надзора за хорами и общежитиями детей и 3) выработать нормальные условия труда и жизни детей-певцов.

После доклада возникли жаркие прения о помощи певчим. Были предложения об обращении к Городской думе, о возбуждении через московских членов Государственной Думы вопроса о законодательной защите детей-певчих, чтобы можно было вмешаться в установившиеся порядки и прекратить грубое нарушение требований к нравственности и человечности, к гигиене, санитарии, сопутствовавших нормальной жизни ребят. Предложили организовать юридическую помощь родителям детей-певчих для предъявления исков к хозяевам за невыполнение договора и т. п.

Однако собрание не пришло ни к какому конкретному решению. Поговорили, повозмущались. Все осталось на прежних местах.

Вблизи улицы Солянки, у станции метро «Китай-город», есть небольшой переулок. Мне он приметен тем, что поблизости в течение почти двух десятков лет от прохожих получаю чаще всего такие вопросы: «Как пройти в Астаховский переулок?», «Где находится Свиньин?», «Певческий. Это-где?». На все справочные обращения машу в одну и ту же сторону. Ведь это — старые и возрожденное наименования одного и того же переулка.

Коснусь только одного — «Певческий».

Когда-то с левой стороны Солянки, напротив Опекунского Совета Воспитательного дома, имели поселение певчие Крутицкого архиерея. Потому в народе прижился топоним «Певческий» (реже говорили — «Крутицкий»).

Переулок шел от Солянки прямо к Хитрову рынку. Скорее всего, именно это соседство как-то влияло на жизнь всей местности. Конечно, по-доброму, о чем свидетельствует событие 30 ноября 1911 года.

В этот день хитрованцы (а ежедневно здесь ночевало порядка семи тысяч бездомных людей) решили объединиться в единой молитве у себя, на том самом «дне» — на Хитровке, что была, казалось, совсем лишена духовного света. «Свет Христов освящает всех!»

Хитровские завсегдатаи посовещались и решили обратиться к преосвященному Анастасию, епископу Серпуховскому.

Епископ проникновенно откликнулся. И на Хитровке произошло тронувшее многие сердца действо, в котором светлое пышное облачение пришедшего духовенства во главе с преосвященным Анастасием никак не вязалось с рваными лохмотьями людей вокруг него. Лишь изредка просматривался засаленный сюртук какого-нибудь местного торговца. Последний относился к «аристократии дна», и лучше ее здесь, пожалуй, никто не одевался.

Удивительнее контрастов в одежде было то, что с самого начала и до конца молебна духовные песни исполнял «свой хор», который был составлен исключительно из людей, обитавших в этих трущобах. Двенадцать хитрованцев пели слаженно, очень хорошо.