Леонид Репин - Рассказы о Москве и москвичах во все времена

Перед всякой горой, где лошади не могли вытащить на подъеме вагон, кучер кричал «Вылазь!», и разомлевшие в комфорте пассажиры в любую погоду — хоть в дождь проливной, хоть в слякоть — вываливались наружу и шли в гору пешком, а потом опять садились и ехали до следующего подъема. Это только потом стали еще впрягать пару цугом, на каждой из которых сидели мальчишки форейторы, коих в народе называли «фалаторами». Многие из них, по свидетельству Гиляровского, и жили с лошадьми, на конюшне. Кормились мальчишки чем придется, никто о них не заботился, если заводилась копейка-другая — тогда лафа, тогда у обжорных баб кусок вареного легкого, или осердия, или еще чего, что нормальный человек и есть не станет, купить можно. Предел мечтаний — дослужиться до кучера. Работали с шести утра до двенадцати ночи в любую погоду — под открытым небом, верхами. Ну а кучера конок — народ и вовсе особый был, относились к ним с уважением: как-никак человек работает с техникой, не просто извозчик.

Но дни коночных кучеров были уже сочтены, а сама конка постепенно откатывалась в прошлое, становилась преданием…

На вечерней заре XIX века раздался в Москве первый трамвайный звонок, возвестивший о том, что явился на свет божий единственный, неоспоримый наследник конки. Надо признать, что он был не в меру нахальным. И сразу начал отвоевывать у своей прародительницы ее достояние. Уже в 1895 году в Москве начали переделывать линии конки под электрическую тягу, и первый трамвай с веселым трезвоном покатился от Страстной площади до Петровского парка — мимо развеселого, вечно гудящего «Яра», мимо мельтешащего Александровского, как уже назывался тогда Белорусский вокзал, в райские, загородные кущи устремился трамвай. Вот именно трамвай и оказался невероятно живуч.

Если не считать двухэтажного троллейбуса, который очень недолгое время ходил по центру Москвы после войны, больше всего на свете из транспорта любил я трамвай. Маршруты его по Москве были тогда необыкновенно длинны и порой весь город пересекали.

С трамваем у нас в детстве были связаны два развлечения, и оба опасные. Отчего-то нам нравилось подкладывать на трамвайные рельсы медяки: расплющенные под колесами, они в наших глазах приобретали прибавочную стоимость. Для этого, однако, необходимо было обладать недюжинной отвагой, поскольку операция совершалась буквально за спиной постоянно бдящего постового. А он, прекрасно зная о наших намерениях, хоть и стоял спиной к нам, глазом косил, пресекая наши неловкие попытки железной рукой. Но и в случае удачи подобрать расплющенную монету не всегда удавалось: постовой поспевал к ней раньше и без колебаний реквизировал то, что еще недавно было монетой.

Было и еще одно дельце, на которое решались не все. Мы считали, что оно воспитывает волю. Надо было подловить момент, когда в одном месте сходились два трамвая, мчавшихся навстречу друг другу. Так вот, между ними надо было встать и переждать, пока в лязге буферов и колес раскачивающиеся от быстрого хода трамваи пронесутся мимо. Смерчем летел песок, мелкие камни били шрапнелью, но деваться в тот момент некуда было. Страшное дело… Зато потом каждый вырастал в глазах своих и товарищей.

Сейчас в Москве около сорока трамвайных маршрутов, 460 километров путей. Общая тенденция такова, что пути снимают, маршруты укорачивают. Все это делается как-то не очень аргументированно, как во времена конки, когда дам «в империалисты» не пускали. А трамвай меж тем самый экологически чистый вид городского транспорта и не воет, как троллейбус, напоминающий полет ведьмы в ступе.

Нет, трамвай еще поживет бок о бок с нами. И спасибо ему за то. Любимый, вагоноуважаемый…

Странно, но до сих пор сохранилось воспоминание детства, феерическая картина: старый, довоенный магазин «Рыба» на Серпуховке. Просторные два зала, один из которых походил на зоологический музей, поскольку там стояли два огромнейших аквариума, в которых плавали окуни жирные, карпы, шевелили толстыми усами сонные сомы…