Мария Беседина - Москва акунинская

В это время явился пристав Замойский, сразу всех выгнал и приказал жильцам:

— Сидеть в своем номере и носа в коридор не показывать!

Полиция разогнала народ со двора, явилась карета с завешанными стеклами, и в один момент тело Скобелева было увезено к «Дюссо», а в 12 часов дня в комнатах, украшенных цветами и пальмами, высшие московские власти уже присутствовали на панихиде… Довольно сплетен. Все это вранье. Никто Скобелева не отравлял. Был пьян и кончил разрывом сердца».

Достаточно сравнить этот лаконичный отрывок, сводящий всю историю к банальному, хотя и не слишком красивому происшествию (впрочем, причины смерти Белого генерала не особенно и волновали Гиляровского — сказывались политические пристрастия журналиста), с изящной стилизацией, которую интригующе медленно разворачивает перед читателем Акунин, как сразу отпадают все вопросы о плагиате. Коротенькая история преобразилась в многоплановое произведение, наполненное описанием старой Москвы, московских обычаев и нравов, исторических и нравственных аллюзий.

Еще в большей степени подобный «апгрейд» просматривается в романе «Алмазная колесница». Первая его часть (вторая посвящена поездке Эраста Фандорина в Японию) представляет собой парафраз «Штабс-капитана Рыбникова» Куприна. Точно так же, как и в случае со «Смертью Ахиллеса», небольшое по объему произведение разворачивается, обогащается сюжетно, и вдобавок действие переносится в Москву.

Реальную основу имеют и многие события романов. Например, знаменитое московское наводнение, при котором вода поднялась настолько, что возле Кремля ее уровень достигал до 2,3 м. от основания стен, а москвичи разъезжали по улицам в лодках. В романе «Декоратор» мы читаем: «Погода-то, погода какова, мерзавка — такими словами открыл Владимир Андреевич секретное заседание. — Ведь это свинство, господа. Пасмурно, ветер, слякоть, грязь, а хуже всего, что Москва-река больше обычного разлилась. Я ездил в Замоскворечье — кошмар и ужас. На три с половиной сажени вода поднялась! Залило все аж до Пятницкой. Да и на левом берегу непорядок. По Неглинному не проехать». Здесь, кстати, легко разглядеть одно из несоответствий, в которых упрекают Акунина: действие «Декоратора» отнесено к 1889 г., а необыкновенной силы наводнение, вызванная которым чрезвычайная ситуация потребовала специального совещания у генерал-губернатора, в действительности произошло в 1908 г. Впрочем, рубеж XIX–XX вв. и впрямь был «урожайным» на стихийные бедствия, подобный анахронизм вполне извинителен. Часто страдала Москва и от пожаров, о чем тоже говорится у Акунина.

Вскользь упоминающийся в «Смерти Ахиллеса» траур по Александру II — также реальная страница московской истории. «Такой скорби город не выказывал и в прошлом марте, когда служили панихиды по злодейски убиенному императору Александру Освободителю и целый год потом ходили в трауре — не наряжались, гуляний не устраивали». В 1881 г. Александр II, уже переживший ряд покушений народовольцев, погиб от рук участницы организации «Народная воля» Софьи Перовской и ее группы: на набережной Екатерининского канала в Санкт-Петербурге в царскую карету бросили несколько самодельных бомб. Оглушенный взрывом, опасно раненный царь вышел из кареты и принялся… хлопотать о том, чтобы сбежавшиеся люди оказали помощь лакею и случайно пострадавшим прохожим. Пользуясь суматохой, боевик Гриневицкий метнул еще одно взрывное устройство, в результате чего царю оторвало обе ноги. Через несколько часов Александра II не стало. Ужас перед этим преступлением и восхищение мужеством Александра II сплотили все слои российского общества. Описанные в «Смерти Ахиллеса» правила придворного траура добровольно соблюдались везде. Правда, Акунин несколько преувеличивает, потому что, как уточняет Гиляровский, «после убийства Александра II, с марта 1881 года, все московское дворянство носило год траур и парикмахеры на них не работали. Барские прически стали носить только купчихи, для которых траура не было» («Москва и москвичи»). Впрочем, публичные гуляния и в самом деле не проводились.

Кстати, в романе «Статский советник» фигурирует участница «Боевой Группы» с партийной кличкой Игла, — «ушедшая в революцию» генеральская дочь, в образе которой узнаваемы многие моменты биографии Перовской. Но сходство, как это свойственно Акунину, далеко не буквальное.

Говоря о трагических страницах московской истории, нельзя не вспомнить и печально знаменитую Ходынку. В мае 1896 г. по случаю восшествия на престол Николая II на подмосковном (тогда) Ходынском поле, которое в обычное время использовалось как плац для строевой подготовки, было решено провести празднество для «простого народа». На Ходынке выстроили карусели, балаганы для театральных представлений, а главное, киоски, часть из которых была предназначена для раздачи бесплатного угощения и сувениров — кружек с памятным рисунком. В «Коронации» Акунина причина последовавших за этим событий — ловкий ход «доктора Линда» при содействии своего сообщника Почтальона, намеренно вызвавших столпотворение, чтобы ускользнуть от Фандорина и Зюхина. «Почтальон обернулся, замахал руками и зычно крикнул: