Взять, например, битву за Атлантику. В мае 1943 года командование Германского военно-морского флота было вынуждено отозвать все субмарины из Северной Атлантики — недвусмысленное признание своего поражения. Юрген Ойстен, один из самых талантливых капитанов подводного флота в эту войну, объясняет, почему, как он полагает, пришлось принять такое решение: «Когда субмарина обнаруживала конвой, она, конечно, подавала соответствующий сигнал, и тогда другие субмарины могли скорректировать свой курс и тоже выходили на конвой…и эта система себя оправдывала, покуда корабли сопровождения были не в состоянии обнаружить лодку в ночное время…[Но], начиная со второй половины 1942 года [британские] корабли сопровождения уже обрели способность пеленговать радиосигнал немецких субмарин, и когда ближайшая к конвою лодка подавала своим сигнал, эсминцы прикрытия немедленно ее атаковали. Вторая причина заключалась в том, что британцы гораздо быстрее продвигались в разработке радиолокационных технологий — корабли сопровождения теперь оборудовались радарами и могли обнаруживать подводные лодки в ночное время. Они могли теперь запеленговать субмарину, как только она подавала сигнал. В этих двух аспектах союзники нас превзошли, и потому в первые месяцы 1943 года нам пришлось прекратить войну в Атлантике. Мы прекратили все действия подводного флота в Атлантике, потому что для наших субмарин это стало слишком опасно» ‹3›.
Помимо успехов союзников в развитии радиолокационных технологий, дешифровщики в Блечли-Парк в Англии смогли взломать германский военно-морской код «Энигма». Это, а также то, что они усилили прикрытие Атлантических конвоев с воздуха, означало, что жизненно важные морские коммуникации между Америкой и Британией перерезать не удастся. Здесь проявилась ключевая причина, почему нацисты проигрывали войну — им не хватало времени и ресурсов, чтобы развивать и обновлять вооружения. После успехов немцев в начальный период войны, инициатива быстро перешла к их лучше оснащенным и более многочисленным противникам. При всем бахвальстве нового министра вооружений Альберта Шпеера и при всех туманных намеках на «чудо-оружие», которое вот-вот должно появиться, в 1943 году со всей неизбежностью стало очевидно, что Германия не может выиграть эту войну. Германский флот ничем не мог ответить на технические успехи союзников в Атлантике, а Германская армия — на растущую стратегическую грамотность и мощь Красной Армии на Восточном фронте.
Что же касается немецкой авиации, то неспособность люфтваффе защитить немецкие города от бомбежек была теперь очевидна для всех. Интенсивные бомбардировки Рурского промышленного района начались в марте 1943 года, а в сплошных пожарах в Гамбурге, вызванных бомбежками, в конце июля погибло больше людей — 40 000 человек, — чем в Лондоне за весь период его систематических ночных бомбежек. В войне бомбежек, так же, как в битве за Атлантику, то же самое сочетание факторов — большего технического прогресса союзников и большего количества ресурсов — губило теперь Германию.
Незадолго до бомбежки Гамбурга, вызвавшей сплошные пожары, 25 июля итальянцы продемонстрировали, как они умеют обращаться со своим собственным харизматичным лидером, Бенито Муссолини, который так вдохновил Адольфа Гитлера и нацистов в начале 1920-х годов. Поняв, куда ветер дует, Большой фашистский совет проголосовал за отстранение Муссолини от власти, и он был арестован в тот момент, когда вышел после аудиенции с королем. Вскоре после этого итальянцы разорвали союз с Германией и попытались выйти из войны. «Не очень достойно, конечно, предавать друга и союзника, но это случается, это случается, — говорит Марио Монделло, в то время итальянский дипломат и член Итальянской национал-фашистской партии, — мы иногда бываем более реалистичными, чем немцы. Конечно, будучи реалистичными, мы не очень верны нашему лидеру, и все такое. Я не говорю, что это достойный поступок, но такова уж наша природа» ‹4›.
Однако вовсе не разница в «природе» или в «характере» между немцами и итальянцами позволила Гитлеру оставаться у власти почти на два года дольше, чем Муссолини. Между двумя странами существовала большая разница организационно-структурного характера. Муссолини, в отличие от Гитлера, не разогнал государственные институты, которые могли призвать его к ответу. Главой государства был король Италии, а не Муссолини, а члены фашистского совета по-прежнему могли собраться, проголосовать и объявить Муссолини об утрате доверия к нему. Ничего подобного не могло произойти в нацистской Германии. Гитлер всегда был начеку и внимательно отслеживал любые угрозы своей власти — став главой государства в 1934 году, он свел на нет работу Кабинета, покуда тот перед самым началом войны не умер окончательно как политический форум.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу