Александр Немировский - Откуда пошел, как был организован и защищен мир

— Кто? Кто ты? — переспросил также и Ману.

— Твоя дочь.

— Но как же, о благородная, можешь ты быть моей дочерью? — удивился Ману.

— Ты, а не кто-либо другой, — объяснила девушка, — дал мне жизнь, замешав на воде топленое масло, сметану и творог. Поэтому пользуйся мною в свое удовольствие, когда станешь приносить жертву богам. И будешь богат потомством и стадами. Какого бы благодеяния ни испросил ты у богов с моей помощью, полностью получишь все, что попросишь.

И зашагал вместе со своей дочерью Ману, распевая гимны и как только неукоснительно исполняя ритуал. И когда изъявил он желание иметь обильное потомство, боги услышали его. И пошел от него весь род человеческий, который и есть род Ману[5].

1. Ману — в «Ведах» — сын Вивасвата (солнечного божества) и брат Ямы, первый из живущих на земле и царь (Rv., VIII, 52). В эпосе насчитывается 14 Ману, 7 бывших и 7 будущих, от которых ведет начало человечество в каждый из мировых периодов).

2. В тексте приводится санскритское название рыбы, но оно не поддается идентификации. Впрочем, по другой, более поздней версии мифа, рыба аватара Вишну, и спасает она множество живых существ.

3. Миф о потопе был широко распространен в древности. Это предание, датируемое VIII в. до н. э., в некотором отношении близко к библейскому: бог предупреждает человека о грядущих бедствиях. Но потоп не служит наказанием за грехи человечества. Ману — единственный из избежавших гибели людей, и ему приходится воссоздавать с помощью богов человеческий род.

4. Северная гора так же, как в библейском мифе, является местом спасения. что, возможно, связано с общими представлениями о севере как месте обитания богов (сравни греческий миф о стране гипербореев и этрусскую печень из Пьяченцы, где главные боги занимали северную сторону).

5. Поскольку санскр. «человек» — manusa (в дословном переводе потомки Ману), надо думать, что само это слово послужило основой для возникновении мифа о Ману как прародителе человечества.

Было у Ману девять сыновей, девять могучих витязей, от которых пошло девять племен, заселивших ещё не слышавшую человеческого голоса землю. Однажды в племени четвертого сына, Шьячи, начался раздор. Брат стал против брата. Сын отвернулся от матери, мать от сына.

Подобные бедствия, постигающие порою племена, роды и семьи, пострашнее мора и войны. Причины их сокрыты от глаз человеческих, и враждующие в слепоте и безумии ищут их объяснения каждый в другом — брат в брате, сын в матери, мать в сыне. Но царь племени Шьячи был мудр и всюду неутомимо искал корень губительной вражды, но не мог его найти, пока случайно не пришел к озеру, избранному подвижником Чьяваной местом для моления и умерщвления плоти.

При виде царя, который его почтительно приветствовал, отшельник отвернулся. Царь был этим удивлен и спросил:

— Может быть, сам не ведая, я чем-нибудь тебя оскорбил или просто неприятен?

— О нет, — ответствовал Чьявана, — не оскорбил. Не неприятен. Меня обидела твоя прекраснобедрая дочь Суканья, и с тех пор я не знаю покоя. Однажды ночью она вместе с другими девами вывела коней на водопой. Надо тебе сказать, что во мраке мои глаза мерцают, как уголья в алтаре. Твоя же любопытная дочь, приняв их за светляков, ткнула мне в глаза своими пальчиками.

Поняв, в чем причина раздора в племени, царь закричал:

— О! Это великая обида! И я готов её искупить — отдать тебе своих коров, свои сокровища, да и вообще выполнить любую твою волю. Выскажи её, мудрейший!

— Мне не надо ни коров, ни сокровищ. Я хочу стать твоим зятем. Отдай мне в жены твою прекрасную, невольно согрешившую дочь.

И отдал царь Суканью в жены дряхлому старцу как искупительную жертву согласия.

И воцарился в племени мир. Брат более не косился на брата. Сын и мать не отвращали друг от друга лиц. Но красота Суканьи едва не повергла человечество в грехи. А было это так. Купалась Суканья в том же озере, куда водила раньше коней на водопой, а супруг её неподалеку, воздев руки к небу, совершал молитву. И увидели Суканью, выходящую из воды, пролетая по небу, боги-близнецы Ашвины. Охваченные любовью, как пламенем, они мгновенно спустились на берег, и один из них обратился к красавице с таким словами:

— Мы дети Солнца, дева. Красота твоя несравненна. Выбери одного из нас в мужья.

— Не могу, — отвечала Суканья. — Я не дева. У меня есть муж, святой отшельник. Видите, вон он стоит и молится.

Повернули Ашвины головы и расхохотались, да так громко, что из воды высунулось несколько сотен рыбьих морд.