У русских пленных были свои «каналы». Первыми и, пожалуй, самыми активными передаточными инстанциями оказались армянские купцы. Со временем к ним присоединились иностранные торговцы и банкиры, а также дипломаты, в частности представители бранденбургского курфюрста [36] Кстати, они были одними из первых, от кого в России узнали подробности о задержании «в Ругодиве русских знатных».
. Но в целом у русских пленных было меньше возможностей для передачи корреспонденции, и поэтому они дорожили каждой из них, несмотря на несколько показательных разоблачений, устроенных шведскими властями. Так, попытка передать в январе 1703 года через майора Андрея Пиля письма генерала Автонома Головина закончилась тем, что самого майора на несколько месяцев посадили «под Ратушу под караул», а в дома Головина и Хилкова поставили дополнительный караул. Узнали об этом власти случайно и при весьма трагикомических обстоятельствах: письма просто забыли в одном из стокгольмских трактиров, а кабатчик передал их в полицию. Хилков особо отмечал мужество Пиля, который ни одним словом не обмолвился о тех, кто им помогал, понимая, что это станет для этих людей смертным приговором.
Материалы допросов русских по этому делу содержат весьма интересные сведения: в частности, генерал Я.Ф.Долгорукий сказал, что они обязаны выполнять поручения царя, в том числе вести тайную переписку, иначе им отрубят голову. Это долг всякого подданного.
Как следствие этого дела был опубликован специальный указ короля, в котором категорически запрещалось передавать письма русских пленных и обещана смертная казнь тем, кто его нарушит. Хилков в письме, поступившем в Москву через Копенгаген в конце 1703 года, жаловался, что «стекольнская почта пресеклась», так как из-за этого указа они потеряли своего корреспондента. Но прошло время, и русскому резиденту и генералам удалось восстановить старые и найти новые каналы, так как от этого зависела жизнь и здоровье всех русских пленных. Иногда эти каналы были довольно предсказуемы. Например, в 1714 году Головин получил письма из Стокгольма от князя Трубецкого, которые он отправил с «казацким полковником» зашитыми в его сапоге.
Несмотря на преимущественно практический характер содержания писем, иногда в них встречается очень любопытная личная информация. Так, генерал Росс в письме от 19 сентября 1717 года из Казани поздравил сына со вступлением в брак. Фельдфебель Линдберг 17 декабря 1717 года из «Истийского» [37] Истецкий железоделательный завод.
железного завода сообщил брату в Стокгольм, что женился, и просил прислать китайского шелка, возможно, в подарок жене. Патрик Гриссбах из Казани призвал родных позаботиться «о его наследии после смерти матери». «Московский» пленник, королевский секретарь Й. Цедергельм, не только успевал следить за европейскими политическими событиями и решать хозяйственные вопросы, но и занимался заочным воспитанием сына. Наставлением сына был озабочен и генерал Автоном Головин, испытывающий, судя по всему, особую тоску по своим домашним и большую нежность к жене Василисе Григорьевне; он обращался к ней — «Подруга моя, Васенька» [38] В. Г. Головина с сыном Сергеем приехала к мужу в Стокгольм в 1711 году, но 15 мая 1712 года «после 19 недель лежанья» умерла.
.
Время о времени у некоторых пленных появлялась возможность передать на родину подарки. Так, Яков Долгорукий в письме брату Луке от 15 ноября 1705 года написал, что отправил через Измайлова «дочери своей шкатулку костяную, оправленную серебром, да семь наволок и простыней с кружевами». В другом письме он уточнил, что эту шкатулку получил у своего должника.
* * *
В условиях вынужденной изоляции и оторванности от дома огромную роль играло религиозное единение пленных, позволившее им сохранить культурную идентичность и психологическую устойчивость в условиях иноверческого окружения.
Одним из важных свидетельств, подтверждающих движение Европы к гуманизации положения военнопленных в период позднего Средневековья и раннего Нового времени, является соблюдение их права на свободу религиозных верований и ритуалов. Это право поддерживалось и странами-участниками Северной войны, но применительно к каждой из них можно обнаружить свои специфичные черты.
Религиозность (даже склонность к экзальтации и мистицизму) шведского короля оказала определяющее влияние на его воинов, которые считали Карла героем и гением. В походах и в плену, в снег и под палящим солнцем каролины аккуратно соблюдали все обряды и традиции. Многие из них писали впоследствии, что религиозная сплоченность помогла им не просто только выжить в православном окружении, но и активно приспособиться к новой действительности.
Читать дальше