Дмитрий Перетолчин - Мировые войны и мировые элиты

Латвию сразу после отделения снарядили воевать с большевизмом. За содержание английских представителей и латышских формирований в Сибири, а также за транспортировку латышей с Дальнего Востока, за американские продовольственные поставки в годы войны, республика сразу оказалась совокупно должна 7 млн. долларов. Дальнейшее кредитование с 1925 года Англия ставила в зависимость от создания антибольшевистского блока [54]. Все эти годы страна представляла собой плацдарм для иностранных разведок, Великобритания развернула на ее территории деятельность Скотланд-Ярда и даже «Индийской секретной службы». Также были представлены спецслужбы Германии, Франции, Финляндии, Швеции, США и Японии. 20 марта 1934 года на 10 лет был пролонгирован Советско-латвийский договор о ненападении, а 16 мая и здесь последовал государственный переворот. «Крестьянский союз» премьер-министра Карла Улманиса при помощи отрядов «айзсаргов», арестовав свыше 2000 человек, разогнал сейм и объявил военное положение [22].

Уже в первые годы своего существования Эстония набрала столько займов, что, несмотря на огромные выплаты, из-за штрафных санкций за несвоевременное гашение задолженность постоянно росла. Если в 1922 году долг перед США составлял 58 171 тысяч крон, то в 1934 году он вырос до 65 041 тысяч крон. В 1927 году Эстония получила от Лиги Наций кредит, который на деле был выдан Midland Bank [54], имевшим давние отношения с The Hongkong & Shanghai Banking Corporation (HSBC) Ротшильдов и, в конце концов, слившийся с ним [55]. Комиссар при Эстонском банке Уолтер Уильямсон фактически руководил всей финансовой и экономической политикой Эстонии [54]. Членом совета владеющего в Эстонии сланцевыми концессиями банка Shell состоял главнокомандующий вооруженными силами генерал Иохан Лайдонер [56]. Одновременно с Латвией, 12 марта 1934 года генерал Лайдонер совершил в Эстонии военный переворот, в результате которого во главе страны появился Государственный Протектор Константин Пяте. Парламент был распущен, через год запрещены все партии, лишь после 1937 года конституция разрешала «Отечественный союз» и «Союз защиты» [22]. Осенью молодые прибалтийские «демократии» для возврата Виленского края основали «Балтийскую Антанту», как и положено «независимым странам», учреждение политического союза провели в Женеве [57]. То есть там же, где Виленский край передали Польше, которая к тому же после убийства советского посла Войкова в 1927 году получила от США крупный кредит на военные нужды [41]. Вопрос был снят 10 октября 1939 года, когда в Москве был подписан «Договор о передаче Литовской республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой», предусматривавший ввод в Литву 20-тысячного контингента советских войск [58]. О ситуации в силу которой часть Польши, переданная Литве перешла под контроль СССР скажу словами конфиденциального доклада английского посла в СССР Криппса от 27 сентября 1941 года: «…они вступили в Польшу сразу же после того, как выяснилось, что альтернативой к их вступлению может быть только полная оккупация немцами этой страны» .

Так что поступавшие в Москву описания того, как население Риги 18 июня 1940 года «тепло встречало советские войска» возгласами «спасибо за освобождение от режима собак, долой поджигателей войны!» вероятно не является пропагандой. «Борьба за независимость» была не более чем борьбой правящей верхушки за сохранение своих привилегий от советской власти. Так К. Пяте вспоминал: «В Германии… все больше и больше распространяется мнение, что природные богатства Советского Союза должны быть доступны только ей. В Германии прекрасно понимают, что Россия их добровольно не уступит и придется бороться» . Таким осознанием ситуации была обоснована тотальная передача крупных пакетов акций предприятий, финансируемых государством, в руки окружения самого Пятса и его семьи, которые по выражению экс-президента Теннисона начали «выглядеть чудовищно. Немцы медленно начинают подкупать их». Министр Сельтер, не имея на то средств, купил у частных лиц в Берлине акции разных заводов на сумму 750 000 эстонских крон [22].

Ситуация разворачивалась на фоне мирового экономического кризиса, когда в промышленности Эстонии было занято лишь 17,4 % рабочей силы, в Латвии — 13,5 %, в Литве — 6 % со всеми вытекающими последствиями, например, массовой эмиграцией [54]. Рапорт рижского посольства МИД Финляндии в сентябре 1936 года указывал: «…нельзя закрывать глаза на тот факт, что основа экономической жизни Латвии остается и на будущее искусственной, и, следовательно, нет уверенности в успешном развитии экономической жизни» [59]. Не было уверенности и в развитии политической жизни, не успел министр иностранных дел Литвы Ю. Урбшис в октябре 1938 года пожаловаться английскому послу Т. Престону, что «в настоящее время малые страны, такие как Литва, фактически лишены международных институтов, к которым они могли бы обратиться за помощью против своих сильных и агрессивных соседей…» [60], как буквально через полгода те напомнили о себе. 20 марта 1939 года Риббентроп под угрозой того, что в случае отрицательного ответа «скажет свое слово германская армия», вручил Урбшису требование о передаче Германии части Мемельской области с портом в Клайпеде [54]. Через два дня Литва выполнила это требование. Директива 11 апреля 1939 года предусматривала использование прибалтийских государств в военных интересах Германии, а первого июня в Берлине состоялось подписание договоров о ненападении между Германией, Латвией и Эстонией [22]. Еще в январе 1934 года Сталин на партийном съезде заметил, что « новая германская политика… напоминает политику бывшего германского кайзера, который оккупировал Украину и двигался на Ленинград после превращения Балтийских стран в плацдарм для наступления» [27].