Артем Драбкин - Фронтовые разведчики. «Я ходил за линию фронта»

Бурлаков хотел было дернуться, но немецкий офицер успел выстрелить из пистолета, попал ему в плечо, и тот упал. Я растерялся, к нам подскочили, отобрали у нас с Широковым автоматы, сильно ударили меня по голове. В этот момент у меня вся жизнь перед глазами пролетела, еще успел подумать: «Вот все и закончилось»… Этот обер-лейтенант взял трубку телефона, наверное, чтобы сообщить, что захвачена русская разведка. Однако, видно, почувствовал что-то тревожное и приказал одному солдату выйти из блиндажа. Но когда солдат выходил, то буквально в дверях его ударом по голове уложил Ратников — он был один из тех самых моряков.

Ратников ворвался в блиндаж, немецкий офицер хотел было в него выстрелить, но Широков, который стоял рядом, успел его ударить по руке и тем самым спас нас. Ратников навскидку дал одну очередь, но ни в кого не попал, зато второй положил всех немцев, кроме одного. Причем этот унтер-офицер начал упираться и не хотел идти с нами. Тогда Ратников прострелил ему руку, тут же его перебинтовали, и этот немец уже покорно шел с нами.

Как потом выяснилось, будучи в оцеплении вокруг блиндажа, Ратников услышал шорох в траншее, потом открылась дверь, раздался выстрел и какой-то шум. Почувствовав неладное, он спрыгнул в траншею и столкнулся с немцем, который выходил из блиндажа.

Пошли обратно, а немцы уже все перекрыли… С большим трудом нашли место, где можно было перейти немецкий передний край. Передовая группа перебила пулеметный расчет, дав нам возможность перейти траншею, но двое наших разведчиков при этом погибли… Мы ринулись на нейтральную территорию. Но «спираль Бруно» оказалась заминированной, и три наших разведчика, которые бежали первыми, погибли от взрыва… Через образовавшийся разрыв, фактически по их костям, мы вырвались оттуда и залегли в большой воронке на нейтральной полосе, метрах в ста пятидесяти от немецких позиций. И целый день до следующей ночи, в грязи, пришлось провести в ней, а ведь с нами был тяжелораненый Бурлаков, причем он просил: «Пристрелите меня и бросьте, все равно вы со мной не выйдете», но разве можно? Для того чтобы он не стонал, пришлось ему, как и немцу, кляпом закрыть рот. А следующей ночью я отправил Ратникова к нашему переднему краю, и хотя его вначале обстреляли, но он, используя всю силу русского языка, сумел объяснить, что это возвращается разведка, и мы успешно вышли на участке соседей. Потом говорили, что этот пленный дал очень ценные показания, но никого из нас не наградили. Всем штрафникам, участвовавшим в разведпоиске, судимости сняли и отправили в другие части.

Допрос пленного немца. За столом сидят (слева направо): Жигалкин (зам. нач. особого отдела) и Васильев (нач. особого отдела дивизии)

Когда я рассказываю, что мне довелось испытать той ночью, мне обычно никто не верит, и я сам как бывший фронтовик, не пережив этого лично, не поверил бы, но так было.

— И вас, офицера, так легко отпустили в разведку?

— Конечно. С командира роты требовали «языка», и точка. А как он его добудет, это его проблема, хоть сам в поиск иди, а «языка» обеспечь.

Вскоре нашу штрафную роту расформировали, потому что пополнять ее было просто некем. После расформирования солдат распределили по разным подразделениям, а всем офицерам дали повышение: мне присвоили звание старшего лейтенанта и назначили командиром минометной роты в 144-й полк 49-й гв. сд, а Баланду назначили заместителем командира 147-го полка и присвоили ему звание майора.

А потом командарм нашей 44-й армии Хоменко, будучи сам за рулем «Виллиса», по ошибке пересек линию фронта, и все, кто был в машине, были расстреляны немцами из пулеметов… После этого управление 44-й армии расформировали, а ее подразделения передали другим армиям.

— Этот случай в разведке самый явный, когда вы могли погибнуть?

— Ну что вы, таких случаев было много, с меня только шапку три раза сбивало пулей, но на такие вещи особого внимания сразу не обращаешь, потом уже только анализируешь и переживаешь.

— А второй раз когда вы ходили в разведку?

— Уже в Венгрии. Прорвав в конце декабря оборонительную линию немцев «Маргарита», удалось окружить в Будапеште большое количество немецких и венгерских войск. Но когда уже велись уличные бои в самом Будапеште, немцы нанесли сильный контрудар. Наши штабы оказались к этому не готовы, они в это время бурно праздновали Новый год. И в районе Комарно немцам удалось прорвать нашу оборону, они стремились разблокировать свои войска и вывести их из окружения. Даже сбрасывали нам такие листовки: «Жуков будет в Берлине, а Толбухина и Малиновского мы в Дунае искупаем»… Нас срочно из Будапешта перебросили навстречу немцам под Бичке, и мы с боями медленно отходили, пока не удалось остановить немцев. В тех тяжелых боях в моей роте погибло девять человек, а шестеро было ранено. В том числе погиб и мой друг, командир взвода Саша Смирнов. 120-мм немецкая мина разорвалась прямо у его ног… В районе Жамбека и Пербала мы окончательно остановили немцев, вырыли глубокие траншеи, хорошо закрепились и пробыли там в обороне до конца февраля. А уже когда стало готовиться наше наступление, то нужно было срочно добыть свежего «языка». Естественно, что поручили это сделать нашим полковым разведчикам.