Артем Драбкин - Фронтовые разведчики. «Я ходил за линию фронта»

Немца я сдал. Дали мне задание понаблюдать за стыком батальонов. Только я пришел в окопы, как немец пошел в атаку. Немцы поднялись из своей траншеи, и наши поднялись, чтобы удирать. Я думал, по кому стрелять? По нашим или по немцам? Дал очередь над головами наших. Они залегли, тут я их поднял, и побежали мы вперед на немцев. Немцы давай драпать. На плечах у них ворвались в поселок Калей. За этот бой я был представлен к ордену Славы 1-й степени.

Проходит несколько дней, и нас посылают брать немца. Мы отправились. Спустились в траншею. Нас было пятеро. Я направо несколько шагов за поворот сделал. «Хальт!» Я говорю: «Свои». Он мне автомат в грудь: «Пропуск?» Я правой рукой за ствол схватился, успел отвести его от груди, а левую занес, и в это мгновение он нажал на курок. Четыре пули в предплечье. Кто-то из парней, Мучников кажется, его по голове прикладом… А я как сжал автомат, так руку не могу разжать. Вернулись к своим. Рука у меня опухла, вся черная от пороховой гари. Мне налили одеколона, что ли, тройного… Он мутный, я пить не стал. Фельдшер Торопов мне налил спирта — я выпил. Рука ноет. Попросил особиста написать бумажку, что не самострел. Хотя как можно себе руку прострелить четыре раза, не знаю… И поехал по госпиталям до самого Молотова. Когда приехал в Молотов, меня в ванну посадили, медсестры помыли, спину потерли. Потом влили кровь. 400 кубиков. Потом еще. Доску привязали к руке, она у меня уже не ноет, все нормально, не гнется.

Пока был в госпитале, война закончилась. Я по-честному скажу, мне было очень даже жаль, что она закончилась. Я не понимал, что же мне делать дальше. Ведь уже сложился военный быт. Вот операция закончилась, остатки полка вывели. Штаб пишет похоронки, по 100 граммов пьют. В медсанбате отрезают ноги, руки, раненые кричат: «Помоги, сестренка!» А солдаты что? Разожгли костры… Идет треп: «Смотри, Лелька Бомба-то к ротному в землянку ходила, того убило… Ты посмотри, уже к комбату ходит».

Наградной лист Яганова Н. М.

Бойцы сняли с себя гимнастерки, жгут вшей. Вшей было столько, сколько нужно… У немцев в землянках было все благородно устроено, стены обвешаны шерстяными или байковыми одеялами, пол деревянный, не как у русских в землянках. И в то же время огромное количество вшей! Мы от них их получали. Вот такая самая нормальная жизнь…

Вернулся в Москву. Пошел заместителем директора обувной фабрики. Поступил в заочный юридический институт. А потом работал в строительных организациях.

В 1945 году мне прислали приглашение из наградного отдела Московского Кремля в Президиум Верховного Совета. Я туда пришел. Мне сказали явиться, если не изменяет память, в 10 утра 2 сентября в Малый зал Президиума Верховного Совета. Вход со стороны ГУМа.

Я пришел пораньше, думаю, посмотрю зал. Мне говорят: «Вы слишком рано пришли». Я тогда пошел на угол ГУМа, там торговали вроссыпь папиросками. Купил две, положил в нагрудный карман. Время пришло. Получил пропуск в Кремль. Прошел через трех часовых, каждый из которых требовал пропуск и паспорт. При входе в Малый зал тоже стоит часовой. Прошел в гардеробную, там стоят вешалки, лежат щетки для чистки ботинок. Я был в гражданском. Отто Юльевич Шмидт там был, ему давали орден Ленина. Были генералы. Там адъютантов нет, они сами, нагнувшись, начищали сапоги бархоткой. Я думаю: «Давай, давай, работай». Пока ждали, выкурил эти две папироски. Потом какой-то дяденька заходит и приглашает в зал.

Сел я, впереди стоит стол, на нем наложены коробки. Один читает: «В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета от такого-то числа Иванову присвоено звание Героя Советского Союза». Он встает, идет. Вручал первый заместитель Калинина Гречуха, председатель Президиума Верховного Совета Украинской ССР. Калинин уже не в состоянии это был делать. Дошла очередь до меня. В соответствии с приказом Верховного Совета от 26 июня 1945 года…

Интервью — Григорий Койфман

Родился я в июне 1924 года. До войны успел закончить девять классов в полтавской школе № 10, собирался поступать в институт, хотел стать инженером-механиком.